— Лив.

Майкл Сент-Клер — один из тех симпатичных, хорошо выглядящих парней, которые привлекают друзей — и девочек — как магнит. Невероятная укладка волос, сделанная в салоне, стоит столько же, сколько укладка моих, а его слегка золотистая кожа — подарок многочисленных итальянских генов со стороны матери. Сколько я себя помню, он числился одним из моих лучших друзей.

Миддлтоны, Сент-Клеры и Прайсы на протяжении долгих двадцати лет занимали твёрдые позиции на вышке общества Нью-Йорка. Наши с Майклом матери были лучшими подругами ещё в колледже, а с матерью Итана они познакомились, уже обзаведясь маленькими детьми, на программе обучения детей-богачей дошкольного возраста. После чего последовал званый обед вместе с супругами, а к тому времени, как мне исполнилось восемь лет, мы проводили больше праздников в компании Сент-Клеров и Прайсов, чем с бабушкой и дедушкой.

Наши родители, поддерживая дружеские отношения, позаботились о том, чтобы Итан, Майкл и я попали в одну подготовительную школу, но, когда настала пора колледжа, наши жизни были так тесно переплетены между собой, что при подаче заявлений в Нью-йоркский университет, мы руководствовались уже собственным выбором. Что гарантировало, что мы останемся рядом не только друг с другом, но и вблизи дома.

Что же сейчас?

Сейчас мы даже не можем находиться в одном доме.

— Что ты здесь делаешь?

Майкл откладывает фотографию, на которой изображены мы трое на лодке родителей Итана после первого курса колледжа.

— А ты как думаешь? Я пришёл, чтобы узнать, какого хрена здесь происходит.

Я движусь к туалетному столику, дабы повторно накрасить губы, что позволило мне не смотреть на него.

— Уверена, ты всё узнал из приглашения. Я собираюсь несколько месяцев побыть волонтёром.

Майкл придвигается ближе, его золотые глаза светятся и скептицизмом, и озабоченностью, будто он имеет какое-то право волноваться обо мне.

— Ты убегаешь, — говорит он низким голосом.

Стоя к нему спиной, я скрещиваю руки на груди, опираясь на туалетный столик.

— Конечно, убегаю. Разве ты не того же хочешь?

— Нет, — отвечает он жёстко и сердито. — У меня никогда не возникало желания поджать хвост и бежать куда подальше, чтобы мне ни с чем не пришлось иметь дела.

— Так вот, в чём заключается твой план, Майкл? Ты хочешь и дальше притворяться, что всё осталось по-прежнему? Даже мой отец, далеко не Мистер Наблюдательность, заподозрил, что что-то не так.

— Мы не должны это скрывать, Лив.

— Нам вообще нечего скрывать.

На его лице вспыхивает боль, и та часть меня, которая всё ещё хочет быть с этим парнем лучшими друзьями, желает обнять его и прогнать боль. Но мы больше не друзья. И последнее объятье, что мы разделили... я даже не могу окунуться туда. Не с сотней людей внизу.

— Ты должен убраться отсюда, — произношу я.

— Так вот как? Меня вышибли из круга? Я плохой парень?

Мне хочется крикнуть ему, что да, он и есть плохой парень. Хотелось обвинить его во всём. Но в глубине души я понимаю, что не могу.

— Просто я не хочу находиться с тобой в одной спальне, — говорю я сквозь стиснутые зубы. — Прошлый раз ничем хорошим для нас не закончился.

Майкл придвигается ещё ближе, наклонившись так, что его лицо оказывается в дюйме от моего.

— Да? А мне казалось, что прошлый раз прошёл действительно хорошо.

Я закрываю глаза, чтобы отбросить подальше всплывший образ, а когда это не получается, протягиваю руку и практически выталкиваю его. Эта близость с ним возвращает меня обратно к тем самым воспоминаниям, из-за которых я согласилась на добровольное изгнание.

От моего толчка он всего лишь качнулся на пятках, его глаза находят мои и становятся жёсткими и скрытными.

На его лице написано отвращение, когда он начинает уходить.

— Я знаю, что эта поездка в Мэн, Оливия, полный бред. Она не даст тебе ничего из того, что ты ищешь.

Мой желудок сжимается.

— Ничего ты не знаешь, — бросаю я.

— Ты ищешь прощения, — говорит он, обернувшись в дверях. — Как и я. Но оно находится не в Бар-Харбор, Мэн. Найди меня, когда осознаешь это.

Наш зрительный контакт удерживается в течение ещё нескольких секунд, и на мгновение мне кажется, что меня переполняет тоска, хоть в глубине души и понимаю, что это всего лишь сожаление. Я никогда не смогу дать ему то, что, как ему кажется, он хочет.

Но подходим мы друг другу или нет, Майкл всё же знает меня. Он знал, что причина моего бегства из Нью-Йорка никак не связана с добрым сердцем или борьбой с мировой нищетой.