— Признаю, растрёпанные волосы после постели имеют свою сексуальную привлекательность. Но от слов про майку я не откажусь. Она уродливая и надета наизнанку.

— Но эй, это же майка, — говорю я, — ты, по крайней мере, можешь смотреть на сиськи.

— Смотреть, но не трогать, — ворчит он.

Благодаря моему кокетливому расслабленному настроению на кончике языка повисает «в следующий раз», но я удерживаю себя, прежде чем слова вырываются. И всё же весь ближайший час я думаю лишь о следующем разе.

И если его взволнованное дыхание можно расценивать как какой-то признак, то и он тоже. 

Пол

Оливия не шутила. Она и впрямь жуткий обниматор.

Первые двадцать минут с момента, как она сворачивается у меня под боком, всё круто. Очень круто. Но потом, минут через пять после того, как её дыхание замедляется, да и я начинаю проваливаться в сон, её рука дёргается, приходясь мне по ярёмной вене рубящим ударом каратэ. Я всё никак не приду в себя, как вдруг она плюхается на спину, ударяя меня по всё ещё ноющему носу тыльной стороной руки.

К счастью, я успеваю перехватить её колено до того, как оно врезается в мои яйца. С трудом. Она тихонько пыхтит от раздражения, потом раскидывает руки в стороны, как будто постель королевских размеров полностью в её владении.

Конечно же, так и есть.

Меня больше тревожит, что и я таким становлюсь.

Перекатываюсь на бок лицом к ней, хотя и держу дистанцию с её беспокойными конечностями. Сейчас мне достаточно простой близости к ней. Никогда раньше у меня не было соблазна рассказать кому-нибудь о своих снах. Прижаться к ней головой и просто поговорить. Об Алексе. О том дне. О Богом забытой войне, разрушившей мою жизнь и забравшей жизни многих других. Об афганских мятежниках и их смертоносных ножах. О том, как мой лучший друг, окровавленный и едва дышащий, спас меня ценой своей жизни.

Я вытягиваю руку, укладывая пальцы ей на ладонь, пока она спит, и стараюсь позволить этому простому контакту с другим человеком забрать все плохие воспоминания. По крайней мере пока.

Видимо, это срабатывает, потому что просыпаюсь я почти с рассветом.

По моему лицу расплывается улыбка, когда я понимаю, что Оливия по-прежнему в моей постели, пусть это и не одна из тех эротических сцен, где парень с девушкой засыпают только для того, чтобы проснуться сплетёнными друг с другом. Нетушки. В нашем случае она, растянувшись во все стороны, оставила мне лишь крохотный кусочек моей же кровати.

Впрочем, оно того стоит, особенно, если брать в расчёт, что какую-то часть ночи наши пальцы были соединены.

Я убираю руку, садясь, и она без промедления занимает освободившееся место. Я расплываюсь в улыбке, и впервые за столь долгое время, эта улыбка лёгкая. Искренняя.

Вытаскиваю тренировочную футболку и тянусь за штанами, коих у меня немало, но потом останавливаюсь. Вместо этого я открываю другой ящик и вынимаю оттуда спортивные шорты.

Есть у меня одна странность в отношении тренировок в шортах. Вне зависимости от времени года, за исключением разве что особенно холодных бостонских дней, мне нравилось носить шорты. После возвращения из Афганистана, это, как и миллион других деталей «старого меня», бесследно исчезло. Я не мог смотреть на кожу собственной ноги, и тем более не мог видеть реакцию на неё других людей.

Но Оливия увидела моё увечье прошлой ночью. И дотрагивалась. И в этом не было ни капли отвращения, жалости или нездорового любопытства. Обычное наблюдение по типу «Ой, так вот как она выглядит».

Я делаю глубокий вдох и надеваю шорты. Возможно, настало время дать старому Полу вернуться, пусть и таким ничтожным, несущественным способом.

Я сажусь на край кровати, чтобы завязать шнурки своей теннисной обуви. Оливия переворачивается на бок, сворачиваясь вокруг меня, но не просыпаясь. На какой-то миг я подумываю разбудить её на утреннюю пробежку. Она разозлится из-за того, что я этого не сделал. Но на самом деле это по моей вине ей не удалось выспаться.

Вдобавок, мне хочется побыть одному, чтобы кое-что сделать. В случае неудачи, как, наверное, и случится, мне не хочется, чтобы этому были свидетели.

Аккуратно разжав её пальцы там, где они схватились за ткань штанов, я выбираюсь из комнаты, бросив на трость в углу лишь краткий взгляд.

Уже было собираюсь спуститься вниз по лестнице, когда слышу резкий сигнал, доносящийся из комнаты Оливии. Будильник. У меня вызывает улыбку понимание того, что она не от природы жаворонок, как я. Это значит, что она очень даже сознательно устанавливает будильник, дабы наши ежедневные прогулки проходили совместно.

Я вхожу в её спальню. На прикроватной тумбе сходит с ума телефон, на котором она поставила будильник. Я подхватываю его, проводя пальцем по экрану, чтобы отрубить звонок.

У неё восемь новых сообщений.

Восемь?

Почему-то я позволил себе забыть, что моя собственная отрешённость от мира не обязывает к тому же и её. Разумеется, она поддерживала контакт с друзьями и семьёй.

Я испытываю соблазн прочесть эти сообщения.

Мне хочется узнать, рассказывает ли она своим друзьям и семье о том, что с ней здесь происходит.