Страх перед Севером, психическое напряжение, тяжкие физические недуги – все это не могло пройти бесследно. Со временем несчастные, оставленные Богом создания окончательно утратили человеческий облик и превратились в диких зверей – загнанных и злобных.

Отмороженные щеки и носы почернели. Пальцы ног начали отваливаться, сустав за суставом. Малейшее движение доставляло острую боль, однако ненасытная печка постоянно нуждалась в дровах, требуя мучительного выкупа за минутное тепло. Изо дня в день она просила свой неизменный фунт мяса, так что приходилось на коленях ползти в лес за несколькими поленьями. Однажды в поисках сухих веток, сами того не сознавая, Уэзерби и Катферт проникли в чащу с разных сторон, навстречу друг другу. Внезапно, без предупреждения, два страшных существа оказались лицом к лицу. Страдания изменили обоих до неузнаваемости. В ужасе они вскочили и бросились прочь на изуродованных ногах, а едва сойдясь возле хижины, принялись драться и царапаться, пока не осознали собственного помешательства.

Порой психоз отступал. В один из таких периодов в отупевшие головы пришла счастливая мысль: поделить поровну главный повод для ссор – сахар. Отныне каждый из соперников ревниво охранял собственный запас, ведь сахара осталось всего несколько кружек, а соседи окончательно утратили доверие друг к другу.

Но однажды Катферт совершил роковую ошибку. С трудом двигаясь, страдая от боли и головокружения, почти ничего не видя, он заполз в кладовку с банкой для сахара в руке и перепутал мешки.

Когда случилось это несчастье, январь только начался. Солнце недавно миновало нижнюю точку и в полдень отбрасывало на северное небо призрачные желтые отсветы. На следующий день Катферт почувствовал себя крепче и телом, и духом. За несколько минут до полудня, когда день посветлел, он выполз из хижины, чтобы встретить эфемерное сияние и убедиться в серьезности намерений светила. Уэзерби тоже взбодрился и выбрался на свет. Оба устроились в снегу под неподвижным флюгером и погрузились в ожидание.

Вокруг царила мертвая неподвижность. Если природа впадает в задумчивость в ином климате, в воздухе возникает приглушенное напряжение предчувствия, ожидание некоего звука, призванного разбавить сгустившуюся тишину. На Севере все иначе. Два несчастных существа провели в призрачном безмолвии целую вечность. Они уже не помнили песен прошлого и не могли сочинить песню будущего. Это неземное спокойствие – равнодушное молчание бесконечности – присутствовало всегда.

Взгляды устремились в сторону севера. За спинами, за высокими горами на юге, невидимое солнце поднялось к зениту чужого неба. Единственные зрители величественной картины, зимовщики, наблюдали за медленным восхождением ложной зари. Слабое сияние росло и ширилось, становясь увереннее, переходя от красновато-желтых тонов к фиолетовым, а затем к шафранным. Свет был таким ярким, что Катферт решил, будто за ним действительно стоит солнце. Чудо! Светило всходило на севере! И вдруг, без предупреждения и постепенности, холст очистился. Цвета исчезли. Свет покинул землю.

Рыдания сдавили грудь. Но что это? В морозном воздухе заблестели крохотные искристые льдинки, а там, на севере, на снегу возникло слабое очертание флюгера. Тень! Тень! Произошло это ровно в полдень. Оба поспешно обернулись к югу. Над снежным плечом горы показался золотой ободок, улыбнулся и снова скрылся из виду. Подчинившись странному наплыву чувств, со слезами на глазах два человека переглянулись. Их влекло друг к другу. Солнце возвращалось. Оно явится завтра, послезавтра, на следующий день! С каждым разом задержится все дольше, и наконец настанет время, когда солнце уже не спрячется за горизонтом, а будет светить всегда. Ночь уйдет. Закованная в лед зима сдастся и отступит. Подуют ветры, лес ответит приветственным гулом. Земля согреется под благословенным теплом, и жизнь вернется. Рука об руку они покинут этот страшный сон и отправятся на юг. Картер Уэзерби и Перси Катферт слепо потянулись друг к другу, и руки их встретились – скрытые толстыми рукавицами бедные искалеченные ладони, распухшие и искривленные.

Однако мечтам не суждено было сбыться. Север есть Север, и люди здесь истощают души странными правилами, недоступными пониманию тех, кто не путешествовал по далекому пустынному краю.

Через час Перси Катферт поставил в печь противень с хлебом и задумался, что смогут сделать с отмороженными ногами врачи на Большой земле. Теперь уже дом не казался таким далеким, как прежде. Картер Уэзерби что-то искал в кладовке. Внезапно он разразился бурными проклятьями, а потом так же неожиданно и оттого еще более пугающе затих. Выяснилось, что на его мешок с сахаром совершен воровской набег. Но даже сейчас ситуация могла бы сложиться иначе, если бы в эту минуту мертвецы не вышли из могил и не начали нашептывать на ухо страшные, неправедные слова. Тихо, очень тихо они вывели Картера Уэзерби из кладовки, оставив дверь открытой. Решающий миг настал. Все, что являлось в лихорадочных снах, должно было немедленно свершиться наяву. Мертвецы неслышно подвели к поленнице и вложили в руки топор. Потом помогли открыть дверь хижины, и сами закрыли ее – по крайней мере, Картер Уэзерби ясно услышал, как дверь хлопнула; как щелкнула, упав на место, щеколда. Он знал, что призраки ждут у порога, наблюдая за исполнением возложенной миссии.

– Картер! Послушай, Картер! – Отрешенное лицо клерка испугало Перси Катферта, и он торопливо отгородился столом.

Уэзерби не остановился, а без суеты и энтузиазма обошел препятствие. Лицо его не выражало ни жалости, ни гнева – лишь спокойное, сосредоточенное терпение человека, получившего важное задание и готового методично исполнить его.

– Объясни, в чем дело?

Клерк шагнул назад, отрезая путь к двери, однако не проронил ни слова.

– Послушай, Картер, давай поговорим, все обсудим. Ты же отличный парень.

Магистр искусств торопливо соображал, рассчитывая молниеносный бросок к кровати, где притаился «смит-вессон»; не сводя глаз с безумца, метнулся к цели и схватил револьвер.

– Картер!

Раздался выстрел, однако в то же мгновение Уэзерби взмахнул страшным оружием и бросился в атаку. Удар топора пришелся в основание позвоночника, и нижняя часть тела сразу утратила чувствительность. Клерк навалился, придавил своим весом и сжал горло костлявыми пальцами. Револьвер выпал из руки; задыхаясь под тяжестью врага, Перси Катферт лихорадочно шарил по одеялу, пытаясь нащупать оружие. И вдруг вспомнил. Засунув руку за пояс Уэзерби, он вытащил из ножен охотничий нож. Настал миг последнего объятия.