Шрифт:
Он думает о Милеве. «Я люблю тебя. Я люблю тебя, Милева Марич».
– Нельзя обвинять гравитацию в том, что у влюбленных земля уходит из-под ног, – бормочет он себе под нос.
По словам Леонардо, «процесс деторождения и все, что этому сопутствует, настолько омерзительны, что люди рано или поздно вымрут, если не будет красивых лиц и чувственных декораций».
Ich liebe dich, Mileva. Ich liebe und verehre dich.
Я люблю тебя, Милева. Люблю тебя, обожаю.
В приподнятом настроении вернувшись в Цюрих, он мчится прямиком на Платтенштрассе, но там его ждет удар. Дверь открывает хозяйка пансиона, Йоханна Бахтельд.
– Вы к Милеве? – спрашивает она.
– Да.
– Она уехала, – сообщает фройляйн Бахтельд.
– Что-что?
– Бросила учебу и уехала.
– Куда?
– К себе в Венгрию, – говорит фройляйн Бахтельд.
– Надолго?
– Не знаю. Думаю, навсегда.
В течение месяца Милева хранит непонятное молчание.
Альберт догадывается, что она, скорее всего, вернулась в Кац – туда, где родилась, в семейный особняк «Кула» – это где-то в Венгрии, почти в тысяче километров к востоку от Цюриха.
С детства эта неугомонная, смышленая девочка придумывала себе увлечения, на фоне которых ее врожденный вывих бедра не слишком бросался в глаза. Она училась игре на фортепиано и пыталась заниматься танцами.
Отец говорил: она двигается в танце, как подраненная птичка.
Путь к знаниям у Милевы не менее извилист, чем у Альберта. Из-за переездов, связанных с государственной службой отца, она сменила несколько школ: народная школа в Руме, Сербская женская гимназия в городе Нови-Сад; реальное училище в Сремска-Митровице и другие учебные заведения в Сабаче и Загребе. В конце концов глубокое увлечение математикой привело ее в цюрихский Политехникум, а там и к Альберту. И что теперь? Она уехала.
Что подтолкнуло ее к возвращению домой – загадка; возможно, даже для нее самой. Альберту она не дает о себе знать. А тот при всем желании не может с нею связаться.
Тем временем Милева вновь срывается с места, едет на запад, в Гейдельберг, и останавливается в отеле «Риттер».
Она сводит знакомство с Филиппом Ленардом, новоиспеченным профессором теоретической физики в Гейдельбергском университете и зачинателем создания электронно-лучевой трубки, в которой катодные лучи дают светящееся изображение на люминесцентном экране.
Проведя настоящее расследование среди знакомых Милевы, Альберт наконец выясняет ее местонахождение.
Он отправляет ей письмо с просьбой выйти на связь. Томится в ожидании ответа. Когда приходит долгожданная весточка, его лихорадит от волнения. Любимая пишет:
Мне бы стоило сразу ответить и отблагодарить Вас за жертвоприношение в виде Вашего письма, возвратив тем самым частицу того удовольствия, что Вы доставили мне во время нашего совместного похода; но Вы утверждали, что писать нужно лишь тогда, когда соскучишься, – а я очень покладиста (спросите фройляйн Бахтельд). Я все ждала и ждала, когда же скука замаячит на горизонте, но до сегодняшнего дня ожидание было тщетным, поэтому я в точности не знаю, как на это реагировать. С одной стороны, ждать можно было и до скончания века, но тогда Вы бы сочли меня невежей, с другой – мне по-прежнему трудно писать Вам начистоту.
Вам уже известно, что некоторое время я провела в дубравах живописной долины Неккара, чье былое очарование, к сожалению, теперь окутано густым туманом. Как бы сильно я ни всматривалась, передо мной маячило только одно – серая и пустынная бесконечность.
Отец дал мне упаковку табака, которую я должна вручить Вам при личной встрече.
Он жаждет подогреть Ваш интерес к нашей маленькой стране разбойников. Я рассказала ему о Вас – Вам обязательно нужно будет когда-нибудь побывать здесь вместе со мной: Вам с ним будет о чем потолковать! Хотя мне придется выступить в роли переводчицы. Выслать табак по почте я не могу, иначе с Вас возьмут за него пошлину и Вы проклянете и меня, и мой подарок.
Кстати, вчера на лекции профессора Ленарда было очень интересно; сейчас он читает нам кинетическую теорию газов. Оказывается, молекулы кислорода движутся со скоростью более 400 метров в секунду, и любезный профессор, исписав доску всевозможными вычислениями, подстановками, дифференциальными и интегральными уравнениями, наконец показал, что эти молекулы, двигающиеся с такой скоростью, проходят лишь расстояние, равное 1/100 толщины человеческого волоса.
С наилучшими пожеланиями,
Ваша МилеваМилева подумывает о возвращении в Цюрих.
У ее отца по поводу восемнадцатилетнего Альберта есть только одно опасение.
«Тебя, конечно, забавляет, что он одевается как попало и не придает значения своему внешнему виду. Что он вечно теряет ключи и забывает багаж в поезде. Но ведь ты старше его на четыре года. У вас большая разница в возрасте».
– Может, и так, – возражает она. – Но у нас много общего. С ним я могу поговорить о чем угодно. И это взаимно.
– Какие у него карьерные перспективы?
– Устроится где-нибудь учителем, папа. И родня у него при деньгах.
– Ты любишь его, Милева?
– Да, папа. Люблю.
– Это заметно, это заметно.
Сначала Альберт обращается к ней чопорно: «Дорогая фройляйн». Затем переходит на игривое «Liebes Doxerl» – «Любимая Собачка». Милева в переписке называет его Johanzel, то есть Джонни.
«Без тебя мне недостает уверенности, – пишет Альберт, – желания работать и наслаждаться жизнью, короче говоря, без тебя моя жизнь – не жизнь. Если бы ты могла хоть ненадолго приехать и побыть со мной! Только ты понимаешь мою смятенную душу, а я – твою».
В следующем письме Милева сообщает, что у нее зоб – увеличение щитовидной железы, которое приводит к образованию заметного комка на шее.
Эта весть шокирует родителей Альберта. В Милеве им видится отталкивающее уродство. Их комментарии оскорбительны.
Милева проводит время в уединении, прогуливаясь по лесу или по берегу реки. Ее развеселила присланная Альбертом книжка Марка Твена «Пешком по Европе». Рукой Альберта подчеркнуто:
В немецком языке девушка лишена пола, хотя у репы, скажем, он есть. Какое чрезмерное уважение к репе и какое возмутительное пренебрежение к девушке! Полюбуйся, как это выглядит черным по белому, – я заимствую этот диалог из отлично зарекомендованной хрестоматии для немецких воскресных школ:
Гретхен: Вильгельм, где репа?
Вильгельм: Она пошла на кухню.
Гретхен: А где прекрасная и образованная английская дева?
Вильгельм: Оно пошло в театр.