Шрифт:
Однако этого не случилось. Вместо этого Виноградов пробежался глазами по стенам и произнес тихо и с расстановкой:
– Можете быть уверены: прямо сейчас мы примем кардинальные меры. Мы тщательным образом проверим ваше сообщение. Кроме, конечно, рукоприкладства со стороны господина Римова, поскольку, увы, это не наша подследственность. По этому вопросы это вы к прокурору, пожалуйста. Надеюсь, вы меня понимаете?
Еще бы ему не понимать! Татьяноха поднялся из-за стола и рявкнул как на плацу:
– Так точно, товарищ комиссар безопасности.
– Подполковник, – тихо поправил его Виноградов и растворился в комнате, будто серый туман.
Татьяноха от неожиданности даже присел на краешек стола. С минуту он так сидел в помещении, тряся головой и стремясь понять, так ли его поняли высшие инстанции, и не приснился ли ему вообще комиссар Виноградов.
– Прошу на выход. – Перед ним стоял прапорщик. – Аудиенция окончена.
«Но он же не папа римский!» – хотел крикнуть Дмитрий Олегович, но воздержался. Покорно поднялся и побрел к выходу из гэбистской конторы.
Не успел он сесть в свою машину, как из открывшихся сбоку ворот учреждения выехал приземистый дизельный автомобиль серо-зеленого цвета. Коптя воздух, машина повернула направо и пошла снизу вверх, набирая скорость покатой улицей.
Татьяноха радовался, глядя вслед машине. Не иначе как по его сообщению направились работать ребята.
Тем временем Римов Сергей Иванович беседовал с Федором Ильичем по фамилии Шендерович. Это был не то чтобы разговор по душам. Это был диспут на тему «Государство и право», плавно перешедший затем к религии. При этом Римов никак не мог понять, чего такого важного лично он не заметил в Писании.
– Прошу заметить, – поправлял его Федор Ильич, – не просто в Писании, а в Новом Завете. Господь говорил, молясь: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь».
– Совершенно с вами согласен, – вздохнул Римов, украдкой глянув на ручные часы. – Именно в Новом Завете.
– «Да приидет царствие твое»… – продолжил Шендерович. – Это не просьба, это готовность нашей души к тому, чтобы на земле стало также, как в божьем царстве. Ведь сказано же: «Да приидет Царствие Твое!» Это означает только одно: мы хотим сделать на земле все возможное для того, чтобы совершенное царство распространилось досюда, чтобы выполнялись законы творения. «Да будет воля твоя как на небе, так и на земле». В этом заложена не просто готовность покориться божественной воле, считаться с ней, но и готовность стремиться к тому, чтобы эта воля воплотилась наконец на земле.
– Совершенно с вами согласен, – подвел черту Сергей Иванович. – И все-таки ничего для вас сделать теперь не могу: деньги по штрафу уплачены, их теперь не вернешь, да и процессуальных возможностей таких у меня нет. Закон я отменить тоже не могу, хотя полностью с вами согласен: наше общество деградировало, рождаемость падает с каждым годом. Женщина с детской коляской – это теперь уже редкость. И если мы не решим эту проблему, то скоро здесь будет пустыня. Впрочем, извините за банальность, природа не терпит пустоты – сюда придут другие…
Кошкин и Катя сидели в креслах напротив, ели бутерброды с ветчиной, запивая их чаем. Рожденный в городе, а не где-нибудь в лесу, Кошкин всегда был снисходителен к существующему порядку вещей, считал его незыблемым, исключая, конечно, возможность хакерства. Эту возможность он не считал противоречащей положениям закона «О защите толерантности». Ведь именно в этом правовом акте говорилось о терпимости к проказам ближнего своего.
– Я только не понял, господин комиссар, – неожиданно встрял он в разговор. – Для чего мы понадобились бригаде содействия?
– Это теперь милиция, – поправил его Римов, – а вот для чего и, главное, почему, мне самому до сих пор не понятно. У них нет доступа к нашей информации… Думаю, здесь собака в чем-то другом зарыта…
… Татьяноха, проводив взглядом пятнистый броневик, решил по пути проехаться по улице имени Железной Дивизии. Сев в машину, он развернулся и поехал улицей книзу, потом повернул направо, а вскоре уже стоял возле серого здания с широченным козырьком, опирающимся на две массивные бетонные лапы. В этом здании помещалась Главная прокуратура. Как ни странно, несмотря на поздний час, на третьем этаже в одном из окон горел свет, и было видно, как по светлому потолку ползают чьи-то тени.