Внешне, ничего здесь не изменилось — все вещи стояли на своих местах, но горе выглядывало из-за каждой спинки кресел, из-за каждого шкафа, даже из-за ножек стульев.

— Ничего. Поживёт без меня, помается и вернётся.

Инна поправила косынку на блестящей — без единого волоска — правильно-овальной голове.

— А я пущу, — улыбнулась она нежно, видимо уже представляя, как открывает двери по-щенячьи заискивающему Семёну. — Прощу и возьму назад. Даже ничего не скажу — не упрекну ни разу. Он ведь без меня и недели прожить не может, начинает с ума сходить.

Потянулись страшные дни пути в никуда. Повзрослевший сын оловянным стойким солдатиком дежурил у кровати изрезанной вдоль и поперёк Инны и вытягивал… вытягивал её из темноты, в которую она периодически всё глубже проваливалась.

— Мне сейчас даже умереть нельзя, — как-то жаловалась мне Инна, когда ей стало чуть легче, и появлялись силы, чтобы позвонить. — Аннушка маленькая ещё… я имею в виду… для одиночества.

Инна трудно и аккуратно подбирала слова, чтобы они не были очень страшными.

— Надо её хоть немного ещё подрастить. Семёну некогда — у него, говорят, новый бизнес… да и ребёнок… Нет. Мне сейчас никак нельзя умирать. Аннушка слишком мала.

Молчаливая любовь сына, помноженная на неюношеское упорство; мольбы облучённой умирающей Инны к Господу о судьбе недорощенной Аннушки — что в последний момент перетасовало карты в несчастливой колоде с единственным козырем, ведомо одному Всевышнему. Но однажды утром что-то оттолкнулось от точки невозврата и маятником качнулось в сторону жизни.

— Я выхожу на работу.

Сначала мне показалось, что у меня галлюцинации, и голос Инны в трубке звучит прямо с того света.

Последние месяцы подлый страх услышать «мамы больше нет» не позволял мне позвонить сыну Инны. Полгода назад врачи столичной клиники сказали ей: «Не ездите. Мы вас не хотим обманывать. Надежда, конечно, есть всегда, но… Не ездите».

— Ты меня слышишь?! Я выхожу няней к малышу. У него мама совсем молоденькая — ей ещё погулять хочется. Вот отец Тёмушки мне и предложил няней поработать. А я рада. Мне же ещё Аннушку доучить надо, а одежда да обувь столько сейчас стоят…

— Инна, ты как себя чувствуешь?!

— Всяко. Но… ты же знаешь, мне Аннушку не на кого оставить. А пока я жива — сделаю всё, чтобы она ущербной себя в школе не чувствовала. Вот завтра на работу выйду — начну на обновки ей зарабатывать. Не всё же на лекарства тратить!

Инна засмеялась. По-настоящему. Я отчётливо слышала на том конце провода смех и боялась верить своим ушам, но ещё больше боялась не верить.

— Какая ты молодец, — сказала я, судорожно подбирая слова, чтобы сказать что-то очень правильное и уместное в такой ситуации.

— Я стараюсь. Жаль только, что у Семёна дела не очень. Говорят, с бизнесом у него что-то не заладилось. И ещё сказали, что пьёт. Жалко. Он ведь талантливый. И умный. Очень умный.

Как это часто случается, жизнь, диктуя бешеный ритм, вычеркнула из моего списка дел встречи с друзьями. Хорошо, хоть милостиво оставила пункт «звонок другу».

— Инна, привет! Как дела?

— Нормально. А у тебя?

А потом страну захлестнул кризис. Или не он виноват… Но времена настали такие, что большинство из нас, чтобы создать хотя бы видимость благополучия, бились в хлопотах-судорогах.

Инна звонила всё реже. Я каждый раз радовалась, заслышав её голос: жива.

И вот однажды меня разбудил ночной звонок:

— Ты про этот кошмар уже слышала? Она отравилась!

Инна, видимо, пребывала в шоке, потому что до этого момента позже десяти никогда меня не набирала, даже когда ушёл Семён.

— Кто она? Ты хорошо себя чувствуешь?

— Мать Тёмушки! Мальчика, которого я нянчу! Она отравилась! Написала записку и выпила таблетки! Сегодня похоронили.

— Инна, ты где? Тебе нужна помощь?

— Нет. Я дома. С Тёмушкой. Он, хоть и живёт у меня третий месяц, но, видно, почувствовал что-то: капризничает третий день. И сегодня спать никак не ложится. Бедный Тёмушка. Бедный мой мальчик.

— Инна, я не понимаю… А почему он у тебя живёт?

— Не нужен никому.

Подруга замолчала.

— Ты где? Инна, я тебя не слышу.

— А я ничего и не говорю. Я думаю. Что мы с Семёном натворили! Всё казалось, что это ещё не жизнь, что всё ещё впереди. Я ведь даже толком не поняла, как дети выросли. А теперь смотрю на Тёмушку…