Графа затрясло. По лицу побежали крупные капли пота, и он невольно застонал. Лекарь ловко вынул стрелу, бросил ее на стол и принялся зашивать рану белой шелковой нитью, прокалывая кожу тонкой золотой иглой.

У графа помутилось в глазах. Почему-то подумалось, что если такую боль испытывала Агнесс, то у нее есть все основания его ненавидеть.

Закончив с первой стрелой, лекарь без остановки перешел ко второй. Перед третьей Контрарио хотел уже приказать, чтоб тот оставил все как есть, и ходить со стрелой, торчащей из его руки, и только мысль о том, что он превратится в жалкое посмешище, не дала ему этого сделать.

Перевязав руку, лекарь посоветовал ему выпить побольше крепкого вина и лечь в постель.

— Сон в таких случаях лучшее лекарство, — изрек он утешающую банальность и удалился, пообещав прийти под утро.

У графа мутилось в голове от боли. Он смотрел на висевшую у двери сонетку и понимал, что дойти до нее не в состоянии. Но лекарь знал свое дело. Через пару минут после его ухода в комнату заглянул обеспокоенный камердинер графа. Контрарио с облегчением вздохнул.

— Помоги мне дойти до постели и подай вина. Лучше покрепче, неразбавленного.

Тот быстро приблизился и помог своему господину встать. Довел до спальни, поддерживая под здоровую руку, подвел к кровати, откинул одеяло и усадил графа на постель. Раздел, положил под спину несколько пуховых подушек и поспешно пошел за вином. Выпив пару бокалов бургундского, граф упал на подушки и тут же заснул.

Сначала он спал беспокойно, вздрагивая от ощутимой даже сквозь сон боли, но без снов. А потом ему впервые в жизни приснился сон. Яркий, цветной, страшный. Ему снился яростно гудевший огонь, подбирающийся к нему со всех сторон. И стоящая неподалеку от него в таком же смертоносном огне Фелиция, по щекам которой текли слезы. Она стояла молча, с укором глядя на него. А у него только один выбор — или спастись самому, или спасти ее. Вот огонь уже охватил подол ее монашеского одеяния, а он все еще не может сделать выбор. Жизнь или смерть? Любовь или ненависть?

Он проснулся от чьих-то легких прикосновений. Открыл глаза и увидел осматривающего его руку лекаря. Лекарь сердито вздыхал и недовольно морщился.

— Вы проснулись, граф? Жаль.

— Ты недоволен моими ранами? — спросил тот, пряча испуганный трепет.

— Две подживают нормально, но вот третья воспалилась, — лекарь указал на багровый дурно пахнувший волдырь. — Если до утра ничего не произойдет, ее придется вскрывать, чистить и прижигать.

У Контрарио от ужаса сжалось сердце, но он лишь небрежно пожал плечами.

— Делай, что считаешь нужным.

— Вы удивительно покладистый пациент, мой господин, — с некоторой язвительностью пробормотал лекарь. Он смазал раны какой-то вонючей дрянью и ушел, пообещав зайти утром.

Графа не волновала новая боль, хотя руку жгло как огнем и в голове стучал назойливый дятел. Его волновал страшный сон. Он никогда прежде не видел сновидений и гордился этим. Особенно когда его впечатлительная матушка принималась рассказывать о своих зачастую весьма несуразных снах. Припомнив, что она главным образом рассказывала о накинувшихся на нее жутких крысах, Контрарио недобро усмехнулся. В конце концов ее сны сбылись, и не без его помощи.

И тут же напрягся от осознания этого факта.

Не говорит ли этот сбывшийся матушкин сон о том, что сны, снившиеся его родичам, сбывались? Бывали ли еще у кого-либо из них вещие сны? Попытался вспомнить и не смог. Он никогда не уделял внимания родовым преданиям, считая их жалкими байками.

Что, если сейчас ему, как и его матери, приснился вещий сон? Он прикрыл глаза, и снова, как живая, перед ним возникла Фелиция. Вокруг трепетали блики огня, делая ее лицо еще прекраснее и возвышеннее. Как же он поступил во сне? Что выбрал? Черт бы побрал этого лекаришку, так не вовремя его разбудившего!

Руку ломило, и он потребовал еще вина. На этот раз, чтоб забыться, ему потребовалась целая бутылка. Прометавшись в постели до рассвета, он поднялся, едва за окном рассвело. От пульсирующей в руке боли спать было невозможно, и он с яростью вспомнил спокойно-надменное лицо Роуэна. И вдруг понял, кого оно ему напоминало.

Перед ним был потомок герцога Ланкарийского! Сомнений в этом не было. Та же осанка, поворот головы и тот же надменный взгляд льдисто-голубых глаз. Дьявол! Такого соперника граф не ожидал. Теперь, когда маркиз Пульшир был официально лишен прав наследства, у графа Контрарио было столько же шансов заполучить этот титул, сколько и у нескио.

Нескио, в принципе, титул ни к чему. И при должной изворотливости вполне можно нескио из борьбы вывести. Нет, для этого не нужно подсылать к нему убийц. Вполне достаточно пообещать не преследовать больше Агнесс, только и всего. Хотя нескио и не говорил никому, что влюблен в его бывшую любовницу, но в этом были уверены все его слуги. Во всяком случае, наиболее приближенные к нему.

После этого между ним и титулом герцога никто бы не стоял. И тут вдруг новый удар — у герцога остался-таки наследник. Но кто он такой? Контрарио знал только имя — Роуэн.