В небольшое окошко выглянула немолодая монашка в черной рясе из грубой шерсти. У нее было круглое приветливое лицо, и Агнесс приободрилась. Увидев, что перед ней мальчишка, монахиня мирно произнесла:

— Тебе нужно обратится за помощью в мужской монастырь, мальчик, мы принимаем только женщин.

Агнесс с мольбой протянула руки:

— Я женщина, сестра. Я скрываюсь от погони. Приютите меня, молю!

Она приоткинула капюшон, и монахиня, увидев перед собой красивое женское лицо, открыла дверь. Агнесс быстро вошла в нее, и монахиня тут же ее закрыла.

— Я должна проводить вас к матери-настоятельнице, это наше правило. Я сейчас отведу вас к ней. Но в монастыре нельзя ходить женщинам в мужской одежде. В привратницкой есть ряса. Я сейчас принесу. Не выходите пока из сторожки! — и быстро вышла.

Агнесс присела на грубую деревянную скамью, стоявшую у стены, с облегчением вытянула уставшие ноги. Сторожка была небольшая, с двумя окошками, одно из которых выходило во двор монастыря. Ей хотелось посмотреть в него, но ноги так гудели, что встать не было никаких сил.

Монахиня возвратилась минут через пять. Сказала, протягивая ей грубую рясу:

— Можете надеть ее прямо на свою одежду.

Агнесс так и сделала. Одевшись, взяла в руки свой мешок, и монахиня повела ее по мощеному булыжником двору в длинный белый дом, построенный подле величественного белого же храма. Дверь в дом была не заперта, и они беспрепятственно прошли в покои настоятельницы.

В большой комнате со шкафами, заполненными большими фолиантами в дорогих кожаных переплетах, возле окна за резным столом сидела женщина в такой же простой рясе, что и на Агнесс. От рядовой монахини ее отличал лишь большой золотой крест на груди. Ее лицо прикрывал широкий капюшон.

При появлении женщин она встала и пошла им навстречу.

— Что случилось, сестра Инэз?

— К нам пришла эта странница, она просит убежища.

Настоятельница внимательно посмотрела на измученное лицо Агнесс.

— Хорошо. Оставь нас.

Сестра Инэз ушла, а настоятельница подвела Агнесс к широкой скамье, стоявшей в неприметном алькове. Они сели, и настоятельница спросила мягким глубоким голосом:

— Откуда вы, дитя мое?

При этом она откинула с головы капюшон, и Агнесс ахнула про себя. Такой красоты она еще не видала. Золотые волосы настоятельницы были сплетены в тугую косу и убраны под легкую накидку. Глаза цвета распустившейся сирени нежно мерцали, а кожа была бело-розовой, сияющей, как драгоценный фарфор. Настоятельница смотрела на Агнесс с мягким сочувствием, и ей захотелось плакать. В замке графа ей завидовали, презирали, хихикали исподтишка, и такой теплоты и сочувствия, что исходила от сидящей рядом женщины, Агнесс не помнила.

Зажмурившись, призналась:

— Я убежала от своего любовника.

— И кто же он?

— Граф Контрарио.

Настоятельница отшатнулась и прикрыла глаза, как от острой боли.

Агнесс вздрогнула.

— Что с вами, мать-настоятельница?

Но та уже овладела собой.

— Ничего, все хорошо. Просто я когда-то знала графа, но это было давно. Расскажите, что случилось.

Запинаясь, Агнесс принялась говорить. Она ничего не скрывала, только пропустила визит в замок четырех гостей. Ей не хотелось говорить о нескио, его доброте и сочувствии.

Настоятельница не прерывала просительницу, но глаза ее были устремлены в окно. Порой Агнесс казалось, что она не слушает ее, что настоятельница потерялась где-то в своих мыслях. Но стоило ей остановиться, как собеседница мягко просила ее продолжать. Агнесс решила, что у нее такая манера выслушивать посетителей. Конечно, если на тебя будет пристально смотреть мать-настоятельница, то поневоле начнешь запинаться.

Но вот рассказ кончился. Настоятельница повернулась к ней и ласково уточнила:

— Кто помог вам спастись из замка?

Агнесс покачала головой. О нескио она говорить не хотела. А того, кто помог ей пройти заставы, и в самом деле не знала.

— Для меня это загадка. Я и сама пыталась понять, кто это мог быть, но так и не догадалась. Мне кажется, в замке таких людей не было. Во всяком случае, я таких не знаю.

— Как вы думаете, что привлекает людей на сторону графа?

Перед глазами Агнесс полыхнул кровавый отсвет, запрещая говорить. Неужели камень до сих пор пытается руководить ею? Нет, этого не будет!

— У графа был камень, он называл его Тетриусом. Это он подчинял своему влиянию всех, над кем граф проводил ритуал.

— Вы сказали «был»? В прошедшем времени? Это не оговорка?

Агнесс растерянно улыбнулась. Говорить или нет? Сияние стало еще ярче, запрещая говорить, и она возмутилась. Больше она не будет поддаваться колдовскому мороку!

— Я бросила камень в огонь. Возможно, он сгорел. — И она рассказала о кольце все, что говорил ей граф.

Выслушав, настоятельница положила руку на склоненную голову Агнесс.