Шерх резко развернулся и ушел через террасу.

– Ты уже проснулась, - натянуто улыбнулась я.
– Садись, завтракать будешь…

Смотреть на блины я не могла.

***

Какого хрена?

угательства срывались с языка, как ни пытался я затолкать их себе в глотку. Вот какого? Зачем пошел на этот дурацкий завтрак, зачем сидел там, не в силах оторвать взгляда от тонкой спины, от волос, от нежных запястий, от точеного профиля… Глотал запахи, хмелел от запретного удовольствия, предвкушал. Это все слишком опасно, я знал это, конечно, знал. Мне нельзя жрать блины со сметаной, нельзя наслаждаться чужим теплом, нельзя целовать рыжую… мне ничего нельзя. И это все – самообман, надежда на то, что никогда не случится.

Но как же хочется…

Да к жроту все!

Схватил ружье, намереваясь отправиться в лес. Куда-нибудь подальше от этого дома и наглой рыжей. Сладкой рыжей…

Странно, что боль пока не грызет изнутри. Лишь трогает холодными пальцами, но не выдирает куски мяса. Наверное, последний приступ доконал даже мою боль, раз она и сейчас не торопится вернуться. Обычно от яркого всплеска эмоций меня скручивает довольно быстро. А сейчас – ничего, держусь. Наверное, гейзер все же согрел мои кости!

Вывалился на порог и сдержал ругательство, увидев мелкую девчонку на ступеньках. Она стояла там,тараща свои круглые глаза и прижимая к груди фенека. Тот тоже таращился, дергая огромными ушами. Надо же, живой. А я думал, эта плешивая шкура уже издохла.

– Чего тебе?
– грубо спросил я и прикусил язык. Вот не умею я общаться с детьми. В прошлой нормальной жизни их в моем окружении не было. В нынешней - ненормальной, тем более.

Линк похлопала ресницами, совсем как София.

– Северный Ветер спит, когда зеленеет трава, – еле слышно поведала она. И протянула мне несколько веточек. Свежий запах коснулся носа, захотелось чихнуть. Мята, что ли? И зачем она мне ее притащила? – Это для тебя. – Девочка судорожно сжала лисенка, сунула «букетик» мне в руки и убежала. Я посмотрел ей вслед, спустился со ступенек, вышел за ограду. Задумчиво откусил тонкий листик мяты, пожевал, проглотил. Очнулся. И зашвырнул подношение в ближайшие кусты, скривившись.

А потом сжал двустволку и тправился к гейзеру.

***

Я разложила на столе оставшиеся монеты, пересчитала. Постучала пальцем по столешнице, размышляя, что делать дальше. Жалкая башенка из блестящих кругляшей расстраивала. В основном – своей незначительностью. Денег было катастрофически мало, и я не знала, кaк увеличить этот скудный запас.

Когда я отправлялась из Кронвельгарда,то рассчитывала на живой дом, в котором можно провести хотя бы год без дополнительных вложений. Краска, лак, покупка вещей, вызов водопроводчика и прочие мелочи истощили мои средства слишком быстро. А я ведь не купила и половину необходимого! Чтобы обустроить ливковую рощу нужно намного больше. К тому же вряд ли я справлюсь с работой сама, мне необходимы рабочие, которые вставят стекла, прочистят очаг и печные трубы, подлатают крышу, чтобы по дому не гулял сквозняк… ещё нужно покупать продукты, вещи,игрушки… Линк не может играть только камушками и сшитыми мною куклами! А если ее болезнь обострится? Что я буду делать?

Я скрипнула зубами, запрещая себе впадать в отчаяние.

Если бы дом был живым… если бы у меня побольше денег… сли бы Линк была здорова!

Увы, наша жизнь не знает всех этих «если бы», а Духи ведут разнымидорогами, и глупо злиться а свой путь. Надо с честью идти до конца и радоваться тму, что есть. Главное, что мы с Линк вместе.

В Кронвельгарде я пыталась показывать девочку лекарям, но нито не смог дать внятный ответ о ее болезни. Семейный врач рда Лангранж даже не стал ее осматривать, поджал свои тонкие губы и посоветовал мне больше времени проводить с мужем, чтобы родить собственное дитя. Я послала наглеца к жротам. С Гордоном я к тому моменту почти не виделась, он все время проводил вне дома. А когда появлялся, был не в настроении.

Я водила Линк по лекарям, пытаясь найти причину ее обмороков, слабости, кашля. Но те лишь разводили руками. «Девочка истощена, девочка плохо кушает, девочка здорова…» Никто не видел в ней болезни, кроме меня. А один целитель долго рассматривал что-то над головой Линк и задал неожиданный вопрос:

– Скажите, уважаемая, ваша дочь… не проявляла ли признаки магии?

Я замерла. Пару раз мне действительно показалось…

Целитель отвел глаза.

– Вы ведь знаете, что это значит, правда? Если в девочке пробуждается сила, то, увы… В таком раннем возрасте это почти всегда приводит к летальному исходу. Простите, но не было ни одного случая, чтобы маг выжил , если сила пробудилась у ребенка. Да и бывает это столь редко… Мы все начинаем чувствовать силу лишь после шестнадцатилетия. Мудрая природа позаботилась о людях, чтобы не ломать слишком хрупкие детские тела. В вашей девочке возможен ток дара. Пока он слишком тонкий и непонятный, но, думаю, все дело в нем.

– Как это остановить? – вскинулась я. Лекарь развел руками.

– Никак, к сожалению. И потом… – он покраснел. – Простите, но вам лучше не рассказывать об этом посторонним. Вы знаете, что таких детей забирают? Они… опасны.

Я с размаха села на узкую кушетку в углу лекарской. Ноги не держали.

– Что вы такое говорите?
– беспомощно пролепетала я.

– К сожалению, правду. Мне действительно очень жаль и вас,и вашу дочь. Вы ведь знаете о силе? Ее ток пробуждается в шестнадцать-восемнадцать лет и поначалу является нестабильным. Мага учат направлять поток и определяют его потенциал. По показаниям направляют в Академию на различные факультеты. К этому возрасту человек уже достаточно силен, чтобы выдержать магию и правильно применить ее. Но ребенок… Слишком слабая физическая оболочка и детский разум. Плохое сочетание. Сила будет выплескиваться хаотично, рывками, ненаправленным потоком. Знаете, чем это грозит окружающим?
– я побледнела, потому что знала. Мы все читали и слышали о хаосниках – тех, кто не мог контролировать свою магию.

– Если дар девочки окажется сильным, она может однажды причинить вред, - тихо продолжил лекарь.
– Магия просто выплеснется вовне, и неизвестно, чем это обернется. Пожаром, наводнением, смерчем? Неконтролируемый поток – это приговор, уважаемая… И не только для ребенка, но и для тех, кто окажется рядом. Таких детей необходимо запечатать…

– Запечатать? – ужаснулась я. – Но это тоже приговор! Участь ужаснее, чем смерть!

– Увы… – Мужчина горестно вздохнул и опустил взгляд.
– И я… обязан сообщить, если у вашей девочки…