Как только я письмо от него увидал, так понял, что будет наш господин недоволен.

– Иду, монсеньор.– Поспешил монах.

– Бери охрану и беги. Пусть всё выяснит, иначе пусть не попадается мне на глаза.

Глава 4.

Игнасио Роха по кличке Скарафаджо, вид имел кислый. Он вертел в руках кирасу солдата и был явно не весел. А Ёган пошёл отсчитывать шаги по мокрой от росы траве. Солнце ещё не разогнало обрывки утреннего тумана. А вот Яков Рудермаер и Виченцо Пилески были бодры и энергичны. Яков развернул тряпку, в которой была мускетта и рогатка – держатель. Если поставить эту мускетту на землю, то высотой он была выше плеча солдата. Длиннющая труба, из серого не калёного железа, да с тяжеленым прикладом. Пилески достал кожаный мешок, они шептались, отмеряя чёрный порошок. Стали заряжать оружие.

– Хорошая у тебя кираса,– уныло сказал Роха,– с нахлёстом да с крутым ребром. Калёная.

– Калёная, – кивнул солдат усмехаясь,– калёная.

Он был уверен в своей кирасе до тех пор, пока не увидал оружия, которое длинной было с полевую кулеврину. Но даже теперь он не думал, что на пятидесяти шагах свинцовый шарик пробьёт калёное железо.

А вот двое дружков Скарафаджо почему то не сомневались что им броню пробить удастся. Пилески начал раздувать фитиль, а рыжий Рудермаер пошёл к Ёгану – понёс кирасу.

Дойдя до него, они вдвоём набили кирасу камнями и комьями земли, чтобы не качалась во время попадания, и водрузили её на старый пень.

– Запаливай,– крикнул Рудермаер.

Пилески установил мускетту на рогатку, стал целиться. Ёган и рыжий мастер отошли в сторону, что не дай Бог не зацепило.

Пилески поднёс дымящийся фитиль к полке с порохом.

ФффсшшпаааХх! – грохнуло так, что Волков невольно закрыл уши руками. Огромное облако белого дыма ветерок понёс в сторону.

Ёган подошёл к кирасе и крикнул:

– Нет дырок.

– Конечно, нет,– крикнул солдат,– дурень и близко не попал.

– Заряди ка, я пальну,– сказал недовольно Скарафаджо.

Рудермаер не поленился, прибежал, стал помогать заряжать мускетту, они снова шептались, а солдат только улыбался, глядя на них. Теперь стрелял Роха. Он целился долго, и наконец, приказал Пилески поднести фитиль:

– Запаливай!

ФФссшшПаХХ! На этот раз выстрел звучал по-другому, и Роха был заметно ближе к цели. Пуля вырвал маленький кусок земли вместе с травой в трёх шагах точно перед кирасой.

– Сатана под руку толкнул.– Зло сказал Скарафаджо.

– Я б из арбалета уже два раза попал бы.– Заявил Волоков язвительно.

– Ну, так попади из этой чертовщины.– Сказал Роха, протягивая ему мушкет.

Волоков не взял и сказал Виченцо Пилески:

– Ну, заряжай.

Снова прибежал Рудермаер, они стали вдвоём заряжать оружие.

– Сыпь больше,– говорил мастер аптекарю тихо,– оба раза не долетело.

– Разорвёт, боюсь.– Отвечал тот.

– Не разорвёт, сыпь больше.

– Не сыпь больше,– произнёс солдат, ему самому хотелось попробовать,– сыпь как в прошлый раз. Я сам выстрелю.

Мастер и аптекарь посмотрели на него с удивлением и продолжили.

Теперь целился солдат, он учёл расстояние, взял угол больше чем Скарафаджо, всё рассчитал, ну, насколько мог верно, а рядом, с тлеющим фитилём в руках стоял аптекарь. Ждал приказа.

– Пали, – скомандовал Волков.

Тот поднёс фитиль.

ФФссШшППаххх.

К грохоту солдат был готов, а вот сильного удара в плечо не ожидал. Пока он отходил от боли в плече, да пока рассеивался дым, Ёган уже проорал радостно:

– Попали, господин.

– Пробил?– Орал Роха.

– Кажется, пробил,– негромко сказал Пилески.

А вот солдату не казалось, он и сам видел, что кираса пробита. Рудермаер вытряс из кирасы землю и камни и торжественно нёс её хозяину. Принёс.

Роха отнял кирасу у него, ковырял пальцем дыру:

– Прямо на ребре пробило, я говорил тебе Фолькоф, а ты не верил.

Ну, кто оказался прав?

– Ты бы стрелять поучился лучше,– отвечал солдат чуть раздражённо.

Да, он был раздражён, а ещё он был удивлён… и даже подавлен. Да именно подавлен. Случилось что-то невообразимое, о чём он и думать не мог. Случилось то, что рушило его мир. Мир крепких лат, сильных арбалетов, алебард и пик. Теперь весь этот размашисто перечеркивало, какое ни будь хлипкое ничтожество с мускеттой в руках. Да ещё этот Роха тряс перед ним дырявой кирасой, радостно вопрошая:

– Знаешь что это? Знаешь?

– Моя кираса,– ответил Волков зло.

– Нет, это не твоя кираса.

– А что же это?

– Твоя серебряная посуда, дорогие кони и дом с холопами? – Говорил Скарафаджо радостно.

– Да?– Всё ещё раздражался солдат.– Прямо дом с холопами?

– Это само собой, но я сейчас о другом. Друг мой, Фолькоф, я держу в руках смерть благородных. Им конец, больше они не смогут прятаться за своими дорогими доспехами. Понимаешь? Это их конец. И конец этой сволочи из Хйланда, что слезают со своих гор. Теперь вся эта горская сволочь уже не будет кичиться своими латами, которые стоят сорок коров. И эти имперские ландскнехты тоже спесь поубавят. Понимаешь?