Пенни почувствовала дрожь, воображая эпилог вроде этого: Маркус, который уходил без какой-либо нежности после секса. Это показалось ей мучительной перспективой, ещё более жестокой, чем уверенность в том, что она никогда не окажется с ним в постели.

Эти мысли прервал энергичный чих.

— Учитывая это, мы достигли, как говорится, тупика, — утвердительно сказала она. — Где сегодня ночью Пенни будет спать? Как считаешь, пневмония прискачет галопом?

Маркус издал стон усмирённой ярости. В тишине похожий на гул.

— Окей, пойдём ко мне, но веди себя хорошо.

— Что за чушь. Ты, похожий на ожившую иллюстрацию похоти, говоришь мне вести себя хорошо?

— Тебе не ясно с кем имеешь дело, верно? Я пытаюсь защитить тебя. Но если ты спровоцируешь меня ещё раз, я дам тебе понять, о чём подразумеваю.

Пенни почти соблазнилась попросить его дать ей это понять. Ещё один чих вернул её к реальности.

— Маркус, не обманывай себя, ты не представляешь собой дар Божий для всех женщин. Я просто хочу найти место для ночлега. Как уже сказала, давай поторопимся, скоро рассвет и я сильно устала.

— Ты спишь там, — сказал он, указывая на диван. — Кровать моя. А теперь иди в ванную и переоденься, а потом ты ляжешь спать и до завтра заткнешься.

— Во что я переоденусь, господин генерал?

— Я дам тебе одну из моих футболок. –

Пенни закрылась в ванной, сняла мокрую одежду и надела футболку с длинными рукавами, свисавшими подобно языку Менелика ниже кончиков пальцев [3] . Футболка была настолько огромной, что падала с плеч и она пахла им. Пенни вдохнула запах, как будто аромат цветка.

«Я извращенка».

Когда она вышла, Маркус тоже переоделся. Он одел хлопковые спортивные штаны серого цвета и ничего больше.

«Парень, ты делаешь это специально? Скажи правду, ты хочешь, чтобы я на тебя набросилась».

Пенни сделала вид, что не обращает на него никакого внимания и легла на диван. Завернулась в синее одеяло и закрыла глаза.

Рядом с ней, Маркус делал то, что делал обычно. Она слышала как он зашёл в ванную комнату и пописал. Слышала как течёт вода, как открылась дверь и под его весом скрипнула кровать.

— Если я захочу ночью пить? — неожиданно спросила его.

— Будешь терпеть, — неласково огрызнулся на неё «гостеприимный» хозяин.

— Если я захочу чем-нибудь перекусить?

— Пенни, я не хочу быть пошлым. Так что избавь меня от вопросов.

— Пошлым? В каком... ах, да, я поняла.

— Молодец, так что хватит.

— Это в первый раз, когда ты принимаешь у себя в гостях женщину без...

— Во-первых – ты не гость, ты проникла при помощи шантажа. Во-вторых – за исключением Франчески, я не «принимаю гостей». Я трахаю.

— В-третьих – я устал и хочу спать. Можно выключить тебя каким-то образом?

— Маркус, я не хочу быть пошлой. Так что избавь меня от вопросов.

Она была уверена, что в темноте он смеется, тихо и мягко. Его смех был чем-то успокаивающим, до смешного знакомым. Несмотря на грубые манеры Маркуса, она не чувствовала себя в какой-то опасности, находясь в этой комнате, под этой крышей с одним глазом по центру. Она думала о многих вещах, вещах по большей части надуманных, вроде тех мыслей, немного бдительных и немного ленивых, которые пробегают в голове прежде чем заснуть. Пенни представила себя целующей его, держащей его за руку, прикасающейся к нему. Она потеряла сознание прямо у себя на спине.

Когда проснулась, был уже день. Маркус всё ещё спал. Она встала на цыпочки и посмотрела на него. Она вытянула руку, соблазнённая этой кожей, этим гранитом, обтянутым расписанным шёлком, но сразу же притянула её обратно. Его руки и большая часть грудной клетки были покрыты татуировками индейцев маори, в чёрном и белом цвете. Кривые, кольца, завитки, которые раскрывались словно птицы летящие в стае, знаки похожие на огонь, листья, глаза, морские волны, кинжалы и восходящие солнца. И ещё дельфины, скалящие зубы маски и огромный морской скат на груди. Единственное исключение в этом апофеозе диких и завораживающих племенных видений – слева, рядом со скатом, выделялось красное сердце. Казалось что оно сильно и часто бьётся, подобно сердцу Христа, которое вы видите на некоторых священных изображениях, пронзённое терновым венцом. У Пенни не было сомнений в том, что сердце символизирует Франческу. Она подавила чувство досады и боли, и сделала несколько шагов назад. Лучше уйти до того, как Маркус проснется.

«Было бы лучше вообще не приходить.

А если я влюбляюсь в него?

Что мне делать?»

Покачав головой, подняла свою одежду, теперь уже сухую, и переоделась не закрываясь в ванной комнате. Маркус пошевелился, повернулся, но продолжал спать.

Пока как она спускалась вниз по винтовой лестнице, Пенни думала, что если бы в этот момент появился господин Малкович, у него больше не возникло бы никаких сомнений по поводу их связи. Она производила впечатление молодой любовницы, которая только что выползла из теплой постели пахнущей сексом, а не нежелательного гостя, проникшего шантажом и спавшего на неудобном диване.