— Надо было сказать.

— Ничего трагического не произошло, я всё ещё жива, не так ли?

— Проклятие, я не заметил. То есть я чувствовал, что ты очень тесная, но думал это потому, что ты не делала этого часто, и не потому что ты не делала никогда. И потом, у меня не было лакмусовой бумажки для сравнения. Как правило, цыпочки кому я вставляю, имеют широкие двери.

— Действительно?

— Тебе кажется, я похож на парня, который трахает девственниц?

— Тогда сегодня у каждого из нас был свой первый раз.

— Почему ты рассказала мне прежде всё это дерьмо?

— У меня необузданная фантазия. Но я знаю, что она дерьмо.

— Конечно, дерьмо.

— Я умею отличить сон от реальности, и понимаю, что это никогда не произошло бы таким образом. Прекрасный принц, музыка, цветы, бьющиеся сердца, – я знаю, что все эти вещи не существуют.

— А что существует? Тот, кто откроет тебя без лишних слов?

— Для меня это произошло красиво, на самом деле.

— Ты испытала наслаждение пока...

Пенни закусила губы.

— Я… э-э... я думаю, что нет, не в том смысле, что подразумеваешь ты.

— Пенни, есть только один смысл. Ты испытала удовольствие?

— Я была счастлива...

— Я не говорю о счастье. Я говорю про оргазм.

— Нет, это нет, но...

Маркус падая сел на кровать. Начал потирать свой лоб рукой. Пенни поднялась, собрала свои немногочисленные вещи и пригладила растрёпанные волосы.

— Я ухожу, — сказала она, демонстрируя улыбку. — Не волнуйся, я в порядке, и всё равно счастлива.

— Проклятье, из-за чего ты счастлива? — воскликнул он с раздражением.

«Что сделала это с тобой. Что это ты стал первым. До сих пор чувствовать твой вкус во рту».

— Выбросила девственность из мыслей. Почти в двадцать три года она превратилась во что-то нелепое. Теперь всё будет проще. Надеюсь, я не очень разочаровала тебя.

Маркус последовал за ней взглядом, пока она приближалась к двери.

— Ты не стала разочарованием, мужчина не может лгать.

Она не сказала ему, что имела в виду не своё тело. Он знала, что её тело было желанно. Хотела спросить его, что он чувствовал: испытывал ли он единство целуя её? Чувствовался ли вкус её языка более сладким, чем какой-либо другой аромат, и входя в неё он ощущал её частью своей души?

Но не могла спросить его, ни о чём подобном. И особенно не хотела знать ответы. Она была уверена, что они её убьют.

Таким образом просто открыла дверь и сказала за секунду, перед тем как выйти:

— Спасибо, Маркус.

Пенни отталкивает меня, извивается, отворачивается как испуганная газель. Если я позволю снова сбежать, она улизнет с автобуса прямо на ходу. Я не хочу, чтобы она выходила такой промокшей, и если не высушит одежду в ближайшее время, то рискует серьезно заболеть.

Но почему я всегда должен заботиться о ней? У меня сложилось впечатление, что она значительно превышает допустимые пределы от той ничтожной суммы, что мне платит. Я должен защищать её задницу от Гранта и притворяться прекрасным женихом, а не заботиться также о её здоровье.

Возможно, я ей сочувствую. Да, безусловно, причина в этом – мне её жаль. Иногда Пенни действительно выглядит жалкой. Особенно сейчас. Она выглядит как кошка, попавшая под грозу. Конечно, нет ничего большего, только – жалость, та, что придурки как я по-прежнему испытывают.

Поэтому, веду её в «Gold Cat». Пока Пенни сушит одежду, Шерри подходит ко мне близко и подмигивает.

— Эта мне нравится, — говорит она, улыбаясь. Она всегда была привязана ко мне. Это её заслуга, что всё произошедшие в моей судьбе, имело менее серьезные последствия, чем могло.

— Что ты имеешь в виду?

— Эта девушка та самая, правильная.

— Она не моя девушка.

— Я знаю, твоя девушка – Франческа и бла-бла-бла. Чушь, ты просто привык к Франческе. Это единственное, что на протяжении многих лет стабильно в твоей жизни, вы вдвоём разделили трудные моменты и поэтому ты думаешь, что любишь её. Но любовь – не то, что разрушает тебя.

— Франческа не разрушает меня.

— Нет, но ты отправился в тюрьму.

— Прошу тебя, Шерри, покончим с этим. В любом случае, Пенни ничего не значит.