К этому времени на ситуацию обратили внимание иностранные посольства. 7 апреля 1910 года австрийский посол граф Леопольд Берхтхольд сообщал в Вену подробности разразившегося скандала: «Как и раньше, частое присутствие священника, возможно, принадлежащего к запрещенной полицией секте, в личных покоях императрицы порождает серьезное беспокойство у придворных дам, но все попытки убедить монархиню в пагубном влиянии подобного общения оказались абсолютно бесплодными»22. Если посол считал Распутина неприкасаемым, то журналисты полагали, что его карьере пришел конец. 26 июня «Царицынская мысль» опубликовала статью «Конец Распутина». «Дебаты в Царицыне закончились, – писал автор статьи. – Все были вынуждены признать, что Распутин – мошенник, развратник, злодей, который охотится за деньгами и женщинами»23.

Кампания в прессе, развернувшаяся той весной, привела Николая в ярость. Он отправил Столыпину записку, в которой недвусмысленно и довольно жестко дал понять, что он сыт по горло подобными статьями, что никто не имеет права вмешиваться в его личные дела и что он намерен раз и навсегда положить этому конец. Царь дал премьер-министру понять, что следует немедленно прекратить распространение этих статей 24. Но все было не так просто. Политические реформы после революции 1905 года гарантировали определенную свободу прессы, хотя издателей продолжали преследовать и штрафовать, а порой газеты просто закрывали за превышение границ допустимого. При Столыпине в 1907–1909 годах были закрыты сотни газет, а более трехсот редакторов оказались в тюрьмах. Редакторы нескольких ведущих газет – Алексей Суворин из «Нового времени» и Иосиф Гессен из «Речи», к примеру – в 1910 году уже находились под наблюдением охранки. Но начальник отдела прессы в полицейском департаменте указал Столыпину на то, что даже если в некоторых статьях о Распутине и содержится информация, которую можно счесть преступной, то вся она уже известна полиции. Кроме того, сейчас уже нет возможности препятствовать распространению напечатанных экземпляров25.

Тем не менее Столыпину нужно было что-то сделать. Он встретился с Алексеем Бельгардом, начальником Главного управления по делам печати, и спросил у него совета. Бельгард согласился с тем, что невозможно просто закрыть газеты, поэтому было решено составить список самых значимых газет и переговорить с каждым из редакторов по отдельности, попросив их в будущем воздержаться от освещения проблемы Распутина. Некоторые, как, например, князь Мещерский из «Гражданина», неохотно согласились. Другие, как Иосиф Гессен из «Речи», заявили, что будут рады прекратить писать о Распутине, если он исчезнет и у прессы более не будет повода интересоваться им26. В то же время Столыпин приказал товарищу министру внутренних дел Александру Макарову написать московскому градоначальнику Александру Адрианову с тем, чтобы проинформировать его об «абсолютной нежелательности появления в органах периодической прессы каких бы то ни было статей или заметок о крестьянине Тюменского уезда Тобольской губернии слободы Покровское по имени Григорий Ефимович Распутин-Новых». Если же подобное произойдет, то Адрианов должен немедленно вызвать к себе ответственных за появление материалов редакторов и издателей и сообщить им об этом пожелании. «Сделать это следует самым вежливым и корректным образом, но в то же время достаточно убедительно и настойчиво, не прибегая, впрочем, к угрозам административного наказания и влияя на указанных редакторов и издателей Вашей силой убеждения и авторитетом»27. 28 декабря Адрианов связался с Тихомировым и сообщил ему о пожеланиях правительства. «Это прямо ужасно», – ответил Тихомиров28.

Полиция начала выискивать в прессе мельчайшие упоминания о Распутине. Каждая статья, сколь бы мала и незначительна она ни была, вырезалась и хранилась в специальных папках в полицейских архивах. И на этом дело не кончилось. Полиция начала следить за иностранной прессой тоже. Упоминания о Распутине выискивались в европейских и особенно британских изданиях. Статьи вырезались, переводились на русский язык и подшивались. Так в папках охранки оказался перевод интервью, которое русский революционер Владимир Бурцев дал французской газете «L’Humanit'e». Там же находилась скандальная статья принцессы Екатерины Радзивилл из шведской газеты Dagens Nhyeter. Когда в 1912 году русские агенты в Германии узнали о возможной публикации сенсационного романа о Распутине, тайная полиция тут же приказала агентам в Берлине, Париже и Санкт-Петербурге собрать всю возможную информацию о книге. 9 ноября 1913 года в обзоре иностранной прессы, подготовленной для министра внутренних дел, содержалась статья из газеты Rheinisch-Westf"alische Zeitung, в которой говорилось о растущем влиянии Распутина на русского императора и императрицу29.

К осени кампания против Распутина в прессе постепенно угасла, хотя причины этого неясны. Возможно, действия министерства внутренних дел принесли желаемые результаты. Но, возможно, это было связано с тем, что царская семья покинула Россию и отправилась на воды в Германию30. Какова бы ни была причина, враждебность по отношению к Распутину не угасла. Это было лишь временное прекращение огня. В войне с Распутиным были сделаны первые выстрелы. Теперь остановить врагов было невозможно.

Ни Тютчевой, ни Феофану, ни журналистам не удалось убедить Николая и Александру порвать с Распутиным. Тем не менее пресса не могла удержаться от радости, когда в мае 1910 года Распутин был арестован и выслан в Покровское без разрешения возвращаться1. С весны 1910 до февраля 1911 года Распутин не появлялся при дворе. По-видимому, таким было взаимное соглашение между ним и царской четой – пока не угаснет скандал. В мае Распутин уехал из Петербурга, чтобы встретиться в Саратове с Гермогеном и Илиодором, а оттуда вернулся в Покровское, где и провел лето. При дворе его очень не хватало – императрица болела. 21 августа Николай Саблин отправил Распутину телеграмму: «Молись. Воодушеви Маму. Она больна. С тобой в моих мыслях. Мы часто вспоминаем тебя, очень грустим без тебя. Целую тебя. Ты приедешь?»2

Распутин приехал в столицу, хотя мы не знаем точно, посещал ли он дворец. Полиция выследила его на третьей неделе августа в доме № 8 по Кузнечному переулку в квартире Георгия Сазонова и его жены Марии3. Сазонов был посредственным писателем и издателем. Граф Витте называл его «ненормальным» человеком. В конце XIX века Сазонов придерживался крайне левых взглядов, но после революции 1905 года стал крайне правым, примкнул к Черной сотне и Владимиру Пуришкевичу, а затем – к религиозным деятелям правого толка, вроде Илиодора и Гермогена. Именно с ними Сазонов связывал свои планы на будущее4. Сазоновы были дружны с Лохтиными. Ольга сказала Георгию, что Распутин хотел бы познакомиться с ним5. Распутин приехал к Сазоновым и сразу почувствовал, что ему здесь рады. Сазонов знал, что он идет на определенный риск – слухи вокруг Распутина не утихали, но его это не испугало, и он не пожалел о своем решении.