– Боюсь, князь, что ваше имение захиреет без хозяйского глаза, – сказала. – Поезжайте, проследите там за порядком.

Так бы и помирать князю от скуки в своем имении, в сорока верстах от Твери, если бы не защита всесильного Ушакова. Спас он своего помощника от прозябания в глуши, отправил в Москву, возглавлять Сыскной приказ. За полгода князь в Москве обустроился, завел знакомства, стал бывать на ассамблеях, где сдружился с таким же, как он, ловеласом, боярином Мятлевым, и присмотрел себе новую пассию – вдовую графиню Волкову.

И тут вспомнил князь, что у Волковой скоро день ангела и нужно подумать о подарке. Но о каком подарке может идти речь, когда денег нет ни шиша?.. «Что ж, попрошу у Мятлева в долг, – решил князь. – Потом из жалованья потихоньку верну».

А на душе стало еще муторней.

Выпив для настроения две рюмки анисовой, князь оделся, вышел из дома и уселся в сани. И сани в пять минут домчали его до Лубянки.

В служебной комнате перед следователем Белых стояли два мужика и баба. В углу за конторкой сидел монах и что-то писал. За спиной монаха маячил полицейский Прохор.

Увидев князя, Белых и полицейский вытянулись в струнку. Белых почтительно доложил:

– Проводим следствие, ваше сиятельство. Вчера в трактире крепостной боярина Мятлева конюх Авдей ругал генерал губернатора. А другой мужик и баба, трактирщица, свидетели.

Юрьев скривился: ну, что за день такой, не понедельник вроде, а полная гадость. Обвиняемый, выходит, собственность приятеля. Накажи его, тот может обидеться и денег в долг отказать. С другой стороны, если хода делу не дать, и дойдет до Юсупова, возмутится тогда губернатор. А поссориться с губернатором, да к тому ж приятелем герцога Бирона… Вот и напрягайся, думай, как поступить, чтобы не задеть чувств и того, и другого. Ох, и сложная у тебя жизнь, князь. И для здоровья вредная.

– А монах что тут делает? – спросил князь, чтобы не молчать, сказать хоть что-то.

– Так писец же. Из Чудова монастыря, – доложил Белых.

– Помилуйте, ваше сиятельство!.. – Трактирщица бросилась в ноги к Юрьеву. – Ну, какая же я свидетельница; я знать ничего не знаю! Сную весь день от столов к стойке, от стойки к столам, за полушку спину гну, тут разве что толком услышишь? Да если б я такое слыхала, я бы своими руками паразиту шею свернула!..

Бабий визг штопором вкрутился в уши князя. Сразу разболелась голова.

– Пошла вон!– прорычал князь. – Вон!..

Трактирщица мигом вскочила и умчалась со скоростью скаковой кобылы, только юбки в дверях мелькнули.

– Врет Ванька! – запричитал Авдей. – Вот вам крест, врет!..

– Врет! – подтвердил Семен. – Ему соврать, что голодному сплюнуть.

– Другие свидетели есть? – спросил Юрьев.

– Никак нет, ваше сиятельство! – гаркнул полицейский.

– Нужно, ваше сиятельство, самого доносчика попытать, – подсказал следователь. – Положено по инструкции. Если выдержит дыбу, значит, правду говорит.

Юрьев никогда на инструкции внимания не обращал, считал это ниже княжеского достоинства, но сейчас ею заинтересовался, – вдруг это поможет избежать обид и Мятлева, и губернатора. «Может, доносчик на дыбе от своих слов отступится, – подумал князь. – Тогда выпороть лжесвидетеля, и всё, не было никакого доноса».

– Где доносчик?

– Ванька в камере, – доложил Белых. – Я его туда отправил до полного выяснения обстоятельств. – И добавил фразу, вновь испортившую настроение князя: – Тоже слуга боярина Мятлева. Только личный, вроде камердинера.

Тьфу! И этот мятлевский! Да к тому ж камердинер, слуга в обиходе необходимый. Видно, ссоры с Мятлевым не избежать, понял Юрьев и смирился с обстоятельствами.

– Значит, так. Доносчика на дыбу, как положено, и монах пускай всё пишет, – велел он полицейскому. – А холопов пока в камеру. И не кормить. – И тут вспомнил, что сам не завтракал. – Я вернусь через два часа.

– Будет сделано в лучшем виде, ваше сиятельство! – отрапортовал полицейский.

5

С тех пор как Ушаков с императорским двором перебрался из Москвы в Петербург, многое состарилось и обветшало в доме на Лубянке. Но только не пыточная камера. Камера была устроена в подвале с высокими сводами и освещалась факелами, развешанными по стенам. И всё, что надобно в ней иметь, лежало и стояло там на своих законных местах: стол с нужными пыточными инструментами, деревянные колодки для рук и головы, жаровня с углями для клеймения. И даже кресло для князя, если он соизволит присутствовать при допросе с пристрастием. Правда, чтобы чувствительное женское сердце императрицы не ранить, Ушаков велел многие пыточные инструменты не пользовать. Но дыбу применять разрешил; убедил императрицу, что совсем без пытки правду не выяснить. Потому дыба – два столба с перекладиной, упертые в свод, и деревянное колесо с рукоятью для его вращения, были предметом особых забот палача.

Ванька висел на дыбе. Канат, связывающие его ноги с колесом, был не натянут, провисал в воздухе. Болтаться на дыбе не радостно, но пока ног не тянут и рук не выворачивают, терпеть можно.

Чуть поодаль сидел за конторкой отец Иоанн, разложив перед собой письменные принадлежности.

В стоящих среди инструментов больших песочных часах сыпался песок

Полицейский топтался возле дыбы, мастерил самокрутку.

– Смотри, Ваня, напоследок не проговорись, – шептал полицейский. – А я, сам видишь, обещанье свое держу, на дыбе висишь – не мучаешься