Несколько шагов по направлению к перчатке дали понять несколько вещей. Во-первых, новому телу привычно ходить много и быстро. Во-вторых, к перчатке прилагался полный доспех и босые ноги. В-третьих, я заметила часах в четырех пешего пути поселение. То есть, заметила я точки-тире на горизонте, но оптимистично предположила, что это поселение.

Под забралом обнаружилось точеное мужское лицо с мертвенно-бледной кожей и прерывистым дыханием. Рассудив, что начинать новую жизнь с трупа — плохая идея, я попыталась выволочь находку из оврага на поляну. Находка оказалась слишком тяжелой и мой гениальный мозг предложил снять с мужика доспехи. Идея мне понравилась. А вот то, что доблестный рыцарь в лучших средневековых традициях моего родного мира, «заварен» в доспех, нет. От слова совсем. Поскольку я не знаю, что это за мир, есть ли в нем магия или сварочные аппараты, я постановила, что оказалась в тупике.

«Ладно, — мрачно подумала я, — сниму хоть то, что снимается». Не откладывая в долгий ящик, я стащила вторую перчатку и шлем. Потом предплечья и плечи. И мне даже удалось вытащить кольчугу, которая была под железом. Она была перепачкана в крови и гное, амбре стояло такое, что я пожалела о наличии у нового тела обоняния. На ногах до меня ничего не было. Потом я аккуратно сняла перевязь с мечом. Она оказалась очень тяжелой, но я все равно старалась обращаться с оружием уважительно. Никогда не любила железки, но все же не могу я просто так раскидываться чужими ценными вещами. Может продать смогу, если хозяин дух испустит.

Новая попытка переместить железного человека почти удалась — он сдвинулся сантиметров на десять. Мне взгрустнулось, и очень ярко в памяти всплыл образ консервного ножа. Сложную цепочку ассоциаций прервал тихий звон железа. Я нарочито медленно повернула голову, но никого не обнаружила. Зато обнаружила рядом с аккуратной горкой железа уже снятого с рыцаря, точную копию того ножа, о котором только что с тоской думала. «Круто — мысли материальны» — подумалось мне. Вооружившись новым элементом обстановки я, хищно улыбаясь, пошла осматривать имеющийся доспех на предмет наличия слабых мест, на которые хватит моего высокотехнологичного инструмента. Прорех нашлось несколько: подмышками имелся зазор, который, при должном упорстве, мне удастся расковырять; прямо напротив сердца была здоровенная вмятина, в которой была трещина и на правом плече была внушительного вида царапина. «Даже знать не хочу, как она там появилась» — подумалось мне.

Решив, что ему и так плохо я всунула острую часть открывашки в трещину на груди и попробовала увеличить успех неизвестного орудия. Трещина будто того и ждала: она почти без моей помощи, как в мультфильме про ледниковый период, стремительно разбежалась в обе стороны, достигла щелей подмышками и боковые швы распались.

Когда я сняла с доспеха «брюхо», картинка получилась красочная: повалил стойкий запах гниения, обнаружилась испачканная кровью и гноем одежда. Я убоялась делать с ним что-либо и отошла.

Через несколько минут мне стало стыдно. Еще минут через двадцать очень стыдно. Потом я поняла всю глупость положения: стою в чужом для меня мире, посреди поляны, над умирающим человеком и не помогая ему, и не покидая его, и не добивая. Решив, что без моего вмешательства он гарантированно умрет, а с моим может сделать это быстрее или все же выжить, я вернулась к телу. Никаких изменений не обнаружилось, и я стала тащить оставшуюся часть доспеха наверх, намереваясь снять как футболку через голову. Все шло неплохо, но медленно. Как известно, терпение и труд кого угодно добьют: дыхание стало еще поверхностней, зато мужик был освобожден из плена.

Итак, теплый зеленый лес, птички поют, полянка живописная, вроде ручеек где-то неподалеку протекает, помирающий то ли от сепсиса, то ли от гангрены, мужик и кучка его доспехов. Блеск.

Зато, рыцаря без доспеха, удалось выволочь на поляну. Постановив, что до меня он тут лежал и без меня полежит чуток, я подхватила бывшую спину доспеха, здоровенную флягу, обнаруженную на перевязи под мужиком, и отправилась на поиски слышимого ручейка. По пути я заприметила несколько ягодных кустов. Память воспроизвела обещанную информацию: местный аналог чая и вполне нормальные съедобные ягоды.

Ручеек оказался достаточным для наполнения фляги, чем я не преминула воспользоваться. Когда я, довольная собой, разогнулась с полной флягой, я вляпалась лбом в паутину. Вопреки обыкновенной паутине, она не разорвалась, а упруго оттолкнула голову. Новая память услужливо подсказала, что это паутина местного вида членистоногого, которую они оставляют в лесу с самыми прозаическими целями, но крайне редко по назначению используют, ибо предпочитают дичь покрупнее насекомых. Особая ценность такой паутины, что она прочная как ткань и очень хорошо впитывает кровь.

Находка меня порадовала, и я аккуратно собрала ее в спину от доспеха. Туда же отправилась фляга (капельки воды с нее стекали по паутине как по резине). Я собрала листики чая и ягоды, а потом случайно заметила много-много мелких грибов. Грибы, похоже, были заживляющие. «А жизнь-то налаживается!» — радостно резюмировала я. Теперь я могу обработать умирающему рану, авось и выживет.

У тела ничего нового не произошло, даже дышать лучше или хуже не стал. Только теперь я додумала посмотреть во что же я одета. На мне обнаружились оливковые брючки из очень мягкой ткани, мягкие сапожки из материала, больше всего напоминающего кожу, бежевая туника и куртка из такого же материала, что и сапожки. В куртке были карманы. А в карманах (о чудо!) было огниво. Подавив радостный вопль, я побежала обратно в лес на поиски «чего бы поджечь». Поиски быстро увенчались успехом, по пути я заметила хвойный островок в лиственном богатстве. Пришлось, не зная лени и праздности, бегать туда сюда, стаскивая к поляне лапник. Близость дороги из плюса стремительно превращалась в минус. Пока я ходила по лесу мне в голову постучалась умная мысль: кто-то не только догнал тяжело бронированного рыцаря, вспорол его и бросил умирать, а еще и не озаботился добиванием. То есть существует вероятность, что это не конец и его труп придут проведать. Хотя, вероятность эта очень не велика, но меня она озаботила. Так или иначе, лапник был натаскан на две лежанки, тело было живо и готово к обработке, хворост был уложен кучкой, как учили на тим-билдинге по выживанию в дикой природе, даже некоторое количество ключевой воды имелось. И вот я обнаружила существенный недостаток в плане: в чем воду-то греть. То есть холодная вода — это здорово, но мама говорила, что в полевых условиях лучше обрабатывать горячей. А мама двадцать лет была военным врачом. Мама знает. Пришлось переложить все собранное в спину на травку и использовать ее против естественного назначения: в качестве кастрюльки.