— Суровая у тебя покровительница, — задумчиво отметил Олаф, даже не думая прекращать гладить меня по волосам. — Пятьсот лет… А выглядишь на двадцать. — И провел подушечкой большого пальца по моей брови и лбу, словно проверял наличие морщин.

Не знаю, чего я больше опасалась: негативной реакции на свою суть или истинный возраст, но, когда ее не последовало, в груди отпустило и я расслабилась окончательно.

— Так и есть. — Я улыбнулась открыто. — По факту мне всего двадцать один. Все остальное время моя душа находилась во власти богини, так что, можно сказать, я не жила, а только служила. Лишь последние пять лет я не просто существую, а вновь жива по-настоящему.

— Это хорошо, — многозначительно кивнул Олаф. — Правда, получается, что я старше тебя больше чем в полтора раза… Но в целом неплохо.

Вывод меня позабавил. У кого-то пунктик? Интересно, что бы он сказал, если бы я настаивала на своем безусловном пятисотлетии? Ведь опыт прожитых лет никуда не делся. А морщины… Они далеко не всегда снаружи. Иногда они прячутся глубоко внутри, соседствуя со шрамами и горечью потерь. И все это старит намного серьезнее, чем видимые глазу последствия беспощадного течения времени.

Однако старухой я себя никогда не ощущала и не собиралась, поэтому беспечно пожала плечами и согласилась:

— Вполне. Но к чему эти разговоры о возрасте?

— Да так… — Олаф почему-то отвел глаза. — Просто. — И, на мой взгляд, чересчур торопливо задал новый вопрос: — А что насчет увлечений? Чем занимаешься в свободное время?

— Раньше отдыхала как все нормальные женщины. — Я неопределенно помахала пальцами. — Кафе, салоны, выставки, театры. Вот, собиралась немного развлечься в твоем клубе. Сейчас же… — Перед глазами вновь встала сгоревшая лавка, и я помрачнела. — Закончим с колдуном, куплю мотоцикл и отправлюсь путешествовать, чтобы отвлечься. Все равно меня здесь больше ничего не держит.

Сказала и тут же поняла, что зря. Пальцы Олафа, перебирающие мои волосы, замерли, а он сам подо мной напрягся. Всего на мгновение, но этого хватило, чтобы сообразить, что пора вновь начинать следить за своим языком.

— Хотя… — Я попыталась исправить положение и накрыла мужскую руку своей ладонью. — Можем сделать это вместе. Что скажешь?

Олаф скупо улыбнулся, но в его глазах улыбка не отразилась. Вместо ответа он вдруг посмотрел на часы, слегка нахмурился и выдал:

— Скоро утро. Ты, наверное, устала. Давай, выдам тебе пока какую-нибудь рубашку для удобства, а днем прокатимся по магазинам и купим тебе все необходимое. Какую спальню выбираешь?

Я понимала, мои необдуманные слова глубоко обидели его, но впервые не хотела оставлять нанесенную рану без лечения. И пусть она не физическая, но болит порой намного сильнее.

— Я могу выбирать?

— Да, конечно, — подтвердил Олаф, еще не догадываясь о моем замысле.

— Тогда я остаюсь здесь, — произнесла и сжала его вновь замершие пальцы. Улыбнулась, скрывая неловкость, и тихо покаялась: — Прости. Я только начинаю жить и порой забываю, что уже не одна. Иногда я бываю излишне резка и категорична, но это не потому, что я злая. Просто… Я не привыкла. И с тобой… — Отвела глаза, не в силах выдержать его пронзительный взгляд, и нервно облизнула губы. Сил, чтобы признаться в собственных чувствах, требовалось намного больше, чем для избавления от наручников. — С тобой все намного сложнее. Мне нравится твое общество, и я беспокоюсь о тебе, как ни о ком раньше. Меня влечет к тебе, и я… Я даже ревную тебя к другим женщинам. — Усмехнулась и вовсе закрыла глаза, сгорая от стыда за собственные признания. — Хотела убить твою сиделку-секретаршу Жанну только за то, что в ту ночь она была рядом. Грубостей наговорила. При этом сама…

Вздохнула и в то же мгновение оказалась в объятиях Олафа. Он настолько стремительно притянул меня к себе, что я даже не успела испугаться, а в следующую секунду было уже поздно — меня крепко обнимали, едва ощутимо покачивая, и признавались в ответ. Жарко шептали, что я самая красивая, умная и желанная. И хотя чересчур кровожадная, и, наверное, меня стоит бояться, а не обожать и боготворить, но все равно он не променяет меня даже на миллион Жанн.

Я млела и краснела. Краснела и снова млела. Никогда раньше я не слышала столько ласковых слов, произнесенных с глубоким убеждением в собственной правоте. И может, большая часть из них не соответствовала действительности, но я все равно была безумно благодарна Олафу. За сами слова, за интонацию, за горящий взгляд и особенно — за объятия. Не ласки и уж тем более не домогательства. Всего лишь объятия, но передающие самое главное — душевное тепло обнимающего.

А затем мне помогли снять платье, безжалостно порвав его по заднему шву, когда ничего другое не помогло, и выдали чистую рубашку. Подняли наверх мою сумку с вещами, помогли сменить повязку, терпеливо дождались, когда я умоюсь и почищу зубы, а затем поинтересовались, с какой стороны кровати мне будет удобнее спать.

— Спать? — Я даже замерла в неверии.

— В шесть утра я почему-то очень хочу спать, — с нервным смешком признался Олаф, успевший снять рубашку и рассекающий по спальне в одних брюках. — Но вот после… — И сопроводил свои слова многообещающим взглядом. Погасил уже ненужный ночник, задернул плотные шторы и направился в ванную. — После будь готова ко всему.

За ним закрылась дверь, а я поняла, что вновь глупо улыбаюсь. И чувствую себя… Глупо. Как маленькая девочка, которой пообещали сюрприз. Но пообещали лишь после того, как она ляжет в кроватку и поспит.

Ну и как после этого спать?!

Удивительно, но крепко. Я лишь легла, устроилась поудобнее, закрыла глаза… И уснула. Все-таки напряжение прошедших часов сказалось на мне гораздо серьезнее, чем я предполагала.

Утро же, точнее, вовсю идущий день начался не так, как я надеялась, а с противно пиликающих телефонов. Причем зазвонили они практически одновременно, вторгаясь в сладкий сон и прерывая его на весьма пикантном моменте. Несмотря на то что спала я крепко и безмятежно, все равно чувствовала, что лежу в постели не одна. Мужское дыхание, бедро, прижимающееся к моему, рука, обнимающая за талию, — я прекрасно ощущала все это практически с самого начала. Но не нервничала и не беспокоилась, разрешив себе получить все доступное удовольствие. И сейчас… Я заворчала, вполголоса проклиная реальность.