Вторая бутылка крепкого виски. Недельная щетина и абсолютно пустой холодильник. Он был похож на бездомного, только часы за пару сотен американских долларов выдавали в нем человека с кое-каким достатком.

Когда в квартире появлялась пустая бутылка виски, уже вторая по счету, это означало одно: Он опять попал под груз многолетних воспоминаний, и, даже, начинал бредить. В какую-то минуту ему казалось, что дверь в комнату открылась. Он поворачивал голову, но дверь была наглухо заперта. А иногда казалось, что на щеке становится щекотно от пряди волос. Волос, с мягким медовым оттенком. И когда эти пряди одна за другой спадали на его лицо и шею, его полностью окутывал тончайший запах ванили. Он даже любил над ней подшучивать, намекая, что посыпать ванилью блинчики, а затем себя – не самая лучшая идея. Только на его колкие шуточки она всегда улыбалась, а иногда – заливалась хохотом. И эта улыбка была только в ее глазах. Он мог ее прочитать безошибочно, как и мог безошибочно определить ее желание здесь и сейчас. Так мог только Он.

Кино. Он смотрел кино, где эпизоды сменялись один за другим слишком быстро, чтобы успеть погрузиться в ту саму минуту, и ощутить прикосновение ее ладони. Стоило только закрыть глаза, как эпизоды начинали прокручиваться один за другим. Ни один режиссер в мире не сможет создать настолько красочную киноленту. Иногда ему казалось, что экранизация эпизодов в его личном кино удостоилась бы Оскара. Только Он не хотел ни с кем делиться своими эпизодами. Такими родными, красочными, и болящими при каждом прокручивании в собственной голове.

Часто ему казалось, что его пристрастие к собственным воспоминаниям находится где-то между здравым смыслом и мазохизмом. Ему было больно от каждой секунды, которая «всплывала» в голове яркой картинкой. Только, несмотря на боль, он продолжал прокручивать эпизод за эпизодом, в надежде хотя бы там, в собственной киноленте, изменить финал. Но ничего изменить Он не мог.

– Да, – он сам испугался собственного голоса, когда ответил на звонок.

– Куда ты пропал? Ты уже три дня не пишешь, не звонишь. Мы расстались? Скажи мне только правду. Прошу тебя.

Никогда так быстро Он не принимал решение.

– Да, прости меня. Я хотел тебе позвонить…

Она не дала договорить фразы, которой, по сути, у Него и не было. Он сказал все, что хотел сказать. Все что Он слышал, это отдельные слова, произнесенные с надрывом и в истерике: «эгоист», «ненавижу», «мразь», «сволочь». Дальше Он не слушал. Его в очередной раз называли эгоистом. Может, тогда, два года назад, она была права? Только тогда Он не воспринимал всерьез ее слов. Ему казалось, что все это надумано. Местами – даже наиграно. Она – хорошая актриса одной роли. Он – уверенный в себе мужчина, который точно знает, чего хочет от жизни. А еще Он точно знал одну вещь: она всегда будет с Ним. Ее волосы медового оттенка с ароматом ванили не могли спадать на чью-то другую щеку. Только на его. И эта уверенность была настолько сильной и глупой, что вторая бутылка виски пока не помогала притупить воспоминания и ненависть к самому себе.

«Чудно. Теперь ненавидящих меня стало больше», – пронеслось в его голове.

Телефон разрывался от звонков. Пять пропущенных. Пятнадцать пропущенных. Когда она успокоится? Он чувствовал, как внутри нарастает гнев. На кого Он гневался? На Лизу, которая стала его очередной жертвой? На Лизу, которую он никогда не любил? На эту самую Лизу, которая, как и она, ждала его звонка каждую минуту, а еще замирала в ожидании, как только слышала шаги на лестничной клетке? Да, вот только это был не Он. И любил…. Любил он только одну. Но и она зря волновалась, услышав тяжелые мужские шаги на лестничной клетке. Звонок был не в ее дверь.

Три месяца и четыре дня. Именно столько прошло с момента, когда мой самолет взлетел в небо. В иллюминаторе я видела родной город. Он всегда мне казался таким ярким и красочным. Но в иллюминаторе была серость: серые невзрачные дома, серые дыры разбитого асфальта, серые лужи, в которых отражались лучи весеннего солнца и голубизна бездонного неба.

Это был май. Мой любимый месяц. Я даже не успела с Тобой попрощаться. Помню, как мне стало душно, и в настежь открытом окне я пыталась поймать глоток свежего и прохладного воздуха. Но, на улице было слишком жарко, чтобы найти там свое спасение. Это был обычный вечер и звонок, который вывернул душу наизнанку. Какая-то девушка, какие-то нелепые фразы и мысль об одном: «Бежать». Еще помню, как сметала с полок одежду в чемодан. Сметала без разбора. Только спустя три недели после прилета, я увидела, что забрала с собой Твою рубашку. Последующие пять дней я просыпалась в смятой рубашке, а края рукавов еще оставались слегка влажными. Сейчас эту рубашку носит тот, кому она нужнее. Все, что усиливало боль, я не хотела видеть в новой квартире и на шестой день отдала ее бездомному. Ты бы видел его удивленные и, одновременно, счастливые глаза. Они мне напомнили Тебя, когда на наше третье свидание я пришла в коротком облегающем платье. Помнишь?

Холодный поток воздуха пытался перебить стойкий запах корицы. Только вот даже стены были им пропитаны настолько, что и через лет сто здесь будут слышны нотки корицы. Даже если все сто лет, начиная с сегодняшнего дня, вместо кафе здесь обоснуется сувенирная лавка или обувная мастерская.

Если и можно было чувствовать себя где-то, как дома, то эта кофейня была лидером среди претендентов на звание самого домашнего заведения. Чего только стоили аккуратно сложенные клетчатые пледы на каждом диване для гостей. Под стеной возле первого столика решили поставить книжный шкаф. «Books for everyone», – надпись, размещенная над верхней полкой. Здесь были книги на любой вкус: от мировой классики – до современных романов, за чтением которых, выпивалась не одна чашка крепкого эспрессо или мягкого капучино. Эти книги мог брать для прочтения каждый гость. Также легко можно было взять книгу домой. Это была возможность любителям домашнего уединения полностью погрузиться в историю. На итальянском, английском, французском, и, даже, несколько книг на русском. На средней полке можно было найти «Мастер и Маргарита» Булгакова. Обложка была изрядно затертой, а на выходных эту книгу практически невозможно было найти. Она «уходила» в очередную квартиру, где воодушевленный любитель классической литературы погружался в мистическую историю о вечной любви.

Все книги, до единой, возвращались на свои полки. Спустя два года с момента открытия кафе, на полках появилось еще около трех десятков новых книг. Это были подарки от гостей, которые с удовольствием возвращались, чтобы взять очередную книгу и пропитаться до кончиков волос стойким запахом корицы.

Дверь захлопнулась, и легкую лаунж музыку перебили тяжелые шаги. Здесь всегда звучал легкий и расслабляющий лаунж. Если сосредоточить свое внимание на шагах, сразу становилось понятно, что принадлежат они уверенному в себе мужчине. Мужчине, который никогда не отдаст своего, но и никогда не сделает чужое своим, если столкнется с неприятием. Шаги утихли, и мужчина остановился возле барной стойки. Было понятно, что он здесь частый гость. Заказ без лишних раздумий и без меню. Пока заказ готовился, мужчина повернулся к залу лицом, и глаза бегло «прошлись» по каждому столу. Его взгляд пересекся на долю секунды с женским кокетливым взглядом, но быстро переместился дальше. Это не была цель его поисков. Его цель здесь отсутствовала.