А вот за ужином нам с Генкой предстояло испытание. С разговоров семейных и об общих знакомых Макар круто перешел к настоящему допросу, засыпая нас с другом вопросами. Где и как познакомились, как давно это случилось, почему решили жить вместе… Благо тут практически не приходилось выдумывать, можно было придерживаться правды, разве что не забывать, что я сирота.

А вот когда Макар попросил меня рассказать о жизни в детдоме, пришлось туго. Дело в том, что все мои знания сводились к книгам, среди знакомых не было воспитанников детдомов. Да и книги даже с натяжкой не тянули на современные. Ну откуда знал Макаренко, живя сто лет назад и ваяя свою «Педагогическую поэму», как дело обстоит у сирот сейчас? Не знала этого и я.

Но тут включилась моя изобретательность и память. Собирая по крупицам, что слышала и видела хоть когда-то раньше, я даже умудрилась нарисовать в воображении довольно старенькое здание, где жили, росли и воспитывались порядка пятидесяти детишек. А местом дислокации выбрала ближайшее Подмосковье, расположить вымышленный детдом в столице не рискнула. Да и за городом легче было придумывать себе всякие приключения. Вопрос поступления воспитанницы детдома в один из престижных ВУЗов Москвы Макар упустил, чему я могла тихо радоваться. Как ответила бы на него, понятия не имела.

Расходились мы по комнатам практически родственниками. То ли от сытного ужина, то ли проникнувшись ко мне состраданием, но гость наш значительно подобрел, и даже улыбался в два раза чаще.

На лекциях по политологии я обычно незаметно дремала. Даже умудрялась делать это с открытыми глазами, полностью отключаясь от внешнего мира под тихий монотонный голос лектора. Да и сам лектор, надо заметить, мало интересовался тем, чем занимаются на его лекциях студенты – бубнил себе, знай, у доски и не обращал ни на кого внимания.

Но сегодняшний день выбивался из правил. Я, Юрок и Генка заняли самый верхний ряд в поточной аудитории, чтобы спокойно обсудить текущие вопросы и поделиться новостями. Главное, было делать это тихо, чтобы не нарушать мерное журчание голоса лектора. Ну и я боролась с привычной зевотой и старалась держать глаза как можно более широко открытыми.

Пошел уже третий день, как к нам приехал ре… брат Гены, конечно же, Макар. Каждое утро после совместного, практически семейного завтрака мы с Геннадием отправлялись в Университет, а Макар – по каким-то своим делам, о которых нам, судя по всему, знать не полагалось. Гена только заикнулся, что брат решает попутно какие-то вопросы, связанные с его строительным бизнесом.

На второй день Макар обзавелся личным автомобилем, взятым на прокат, заявив, что не собирается тереться в метро, как какая-нибудь чернь. Ну он не так сказал, это я сделала такие выводы из его тона и мимики. А нас с Генкой, должно быть, к той самой черни он и относил. Правда, уже на следующий день предложил подбросить до универа, от чего мы дружно и резво с «женихом» отказались. Я любила ездить в метро, и Гена в этом плане не так уж сильно от меня отличался. Да и с московскими пробками этот способ казался мне более быстрым и надежным.

Юрок усиленно готовился к приезду родичей, о чем я пока старалась даже не думать. Себе на подготовку я выделила ровно день перед их прилетом из Тюмени, когда посвящу этому все время, как следует продумав новый имидж. Пока же мне хватало головной боли в лице брата Генки.

Макар меня явно в чем-то подозревал, как я поняла уже на второй день его пребывания в моей квартире. В тот вечер он не вернулся к ужину и заявился слегка под шафе. Самую малость. Хотя, чтобы свалить такого бугая, наверное, нужно не меньше бочки спиртного. Да и не суть, потому что дело не в этом.

Как назло, Генка решил застрять в ванной, устроив себе банный вечер без джакузи, но с принятием ванны, с пеной, ароматическими бомбочками и всем остальным, что нашел в моем арсенале. Я же застряла на кухне, наводя порядок после ужина, занимаясь, то есть, совершенно непривычным для себя делом. Сроду не мыла столько посуды, даже в детстве. Да и у нас дома, сколько помню себя, всегда была посудомоечная машинка. А тут раковина просто ломилась от кастрюль, тарелок и всего остального, что скопилось после скромного ужина на двоих. И именно в этот момент мне решил составить компанию Генкин брат.

Он вошел в кухню в одних спортивных штанах, в очередной раз смутив меня своими рельефными мышцами, причем, обнаженными. Ноги его тоже были босы, и я скромно заметила:

– Ты бы обул тапочки. Полы холодные…

На мое замечание Макар лишь криво усмехнулся. А потом выдвинул стул так, чтобы видеть меня со всех ракурсов, и оседлал его спинкой перед собой. Под пристальным взглядом серых глаз я невольно растерялась, что было мало мне свойственно. Тарелка выпала из рук, да не в раковину, а на пол, и буквально рассыпалась у нас на глазах в стеклянную крошку.