– Ты знал, кто перед тобой?

Итальянец горестно прищелкнул языком, сокрушаясь, как истинный мастер своего дела, что допустил столь досадный недосмотр.

– Думал, что знал. А оказалось, что ничего подобного.

– Надо сказать, ты высоко занесся…

Малатеста воззрился на капитана с насмешливым недоумением:

– Высоко или низко, король или ферзь – мне на это глубоко наплевать. Король для меня хорош в карточной колоде, а Бог – чтобы поминать его вкупе с душой и матерью. Очень славно, что прожитые годы заставляют тебя думать о главном. Все очень просто. Всему своя цена. Разве ты рассуждаешь иначе? Ах, ну да… Я и позабыл, что ты солдат. Таким, как ты, необходимо талдычить что-нибудь про короля, святую веру, отчизну и прочая. Без этих слов вы с места не сдвинетесь. Диковато звучит, а? В наше-то время, с вашей-то историей…

Говоря все это, Малатеста не спускал глаз с капитана, будто ожидая от него ответа, но, так и не дождавшись, прибавил:

– Так или иначе, твои верноподданнические настроения не помешали тебе соперничать с его католическим величеством… Puttana Eva!

Он замолчал и тотчас высвистал свою обычную руладу. Словно бы не замечая, что к виску его по-прежнему приставлен пистолет, он с рассеянным видом обвел взглядом свое обиталище. Рассеянность эта, впрочем, была деланой: Алатристе видел, что итальянец все заметил и ничего не упустил.

«Стоит мне хоть на миг ослабить бдительность, – подумал он, – как эта тварь тотчас кинется на меня».

– Кто тебе платит?

Хохот, скрипучий и сиплый, заполнил комнату.

– Не тронь святого, капитан. Людям нашего с тобой ремесла такие вопросы не задают.

– Луис де Алькесар принимает в этом участие?

Малатеста бесстрастно хранил молчание. Потом, взглянув на книги, которые перелистывал Алатристе, спросил:

– Вижу, заинтересовался кругом моего чтения?

– Скорее удивился. Знал, что ты сволочь, но что такая просвещенная – для меня открытие.

– Одно другому не помеха.

Малатеста поглядел на женщину, замершую на стуле. Небрежно прикоснулся к шраму на правом веке:

– Книги способствуют пониманию. Разве не так? В них можно найти оправдание тому, что предаешь, что врешь… Даже тому, что убиваешь.

Не переставая говорить, он оперся рукой о стол. Алатристе предусмотрительно сделал шаг назад и стволом пистолета показал, чтобы итальянец сделал то же самое.

– Слишком много говоришь. И все не о том, что мне нужно.

– Как быть? У нас в Палермо свои правила.

Он покорно отстранился от стола и скосил глаз на поблескивающий в свете огарка ствол.

– Как поживает мальчуган?

– Твоими молитвами. Скоро он будет здесь.

Итальянец улыбнулся ему как сообщнику, хотя его улыбка больше напоминала вымученную гримасу.

– Значит, тебе все же удалось оставить его в стороне… Поздравляю. Толковый паренек И ловкий. Жаль, что ты направил его не по той дорожке… Кончит, как ты да я. Мне, впрочем, сдается, что я-то к месту назначения уже приплыл…

В этих словах не было ни жалобы, ни протеста. Вывод напрашивался словно бы сам собой. Малатеста вновь окинул женщину взглядом – на этот раз более долгим – и повернулся к Алатристе.

– Жаль, – с безмятежным спокойствием сказал он. – Очень жаль. Я бы очень хотел обстоятельно потолковать обо всем этом в другом месте, со шпагой в руке. Плохо верится, что ты предоставишь мне такую возможность.

Глаза его смотрели пытливо и одновременно насмешливо.

– А потому плохо верится, что ты мне этой возможности не дашь. Так ведь?

Ни на миг не теряя хладнокровия, он продолжал улыбаться, меж тем как глаза его неотрывно следили за капитаном.

– Тебе никогда не приходило в голову, – вдруг сказал он, – что мы с тобой очень похожи?

«Ну да, – подумал капитан, – разница лишь в том, что я еще поживу». И, побуждаемый этой мыслью, он крепче стиснул рукоять пистолета, точнее, направил дуло и приготовился спустить курок. И в движениях этих Малатеста прочел свой приговор не хуже, чем по бумаге: лицо его окаменело и улыбка застыла на губах.

– Что ж, увидимся в аду, – сказал он.

В этот самый миг женщина – руки ее были скручены за спиной, глаза вылезли из орбит, а крик, отчаянный и свирепый, был заглушен кляпом – вскочила со стула и головой вперед кинулась на Алатристе. Тот успел отпрянуть – ровно настолько, чтобы избежать удара, – и невольно выпустил итальянца из-под прицела. Но для Гвальтерио Малатесты даже самое краткое мгновение решало очень многое, ибо способно было нарушить хрупкое равновесие между жизнью и смертью. И покуда капитан, сторонясь упавшей у его ног женщины, снова наводил пистолет, Малатеста смахнул со стола свечу, ввергнув комнату во тьму, и бросился на пол, силясь дотянуться до своего оружия. Выстрел, грянувший у него над головой, разбил оконное стекло, а вспышка высветила блеск уже обнаженного клинка.