Ему протянули бутылку.

— Че, из горла прямо?

— А как еще?! Ты что, против советской власти?

Олег глотнул. Ощущение было так себе. Ароматно, но уж больно жжет, проклятая.

Он закашлялся.

— Ага, проняло! — обрадовался Кирюха.

— Покашляй еще, покашляй! — заревел Стива. — Кашляет он! А ты думал что: мы тут меды распиваем?!

Олег потянулся за колбасой.

— Руки! Убрал свои гигантские трудовые руки! После первой не закусывают.

И Олег понял: это они хотят, чтобы он напился и в столь ответственный день как-нибудь опозорился. А вот не дождутся! Посмотрел на часы. Время еще как будто терпело.

— Он еще на часы смотрит, чмо!

— Олег, это неэтикетно. Смотреть на часы и демонстрировать нам, своим товарищам, что мы тебя задерживаем. Мы вас, товарищ, отнюдь не задерживаем! — заплел Кирюша, и стало окончательно ясно, что ребятам захорошело. Какого черта пришел Стива?

Стива сказал:

— Ты давай закусывай, закусывай! Но только для этого надо выпить вторую.

Олег взял бутылку и глотнул. Немножечко! Откусил колбасы. Она была очень вкусная и ароматная, но Олег не ожидал, что такая жесткая. С трудом стал жевать. Товарищи тем временем успели накатить и снова протянули бутылку Олегу. Он еще не прожевал и с возмущением замычал в том смысле, что пока не может физически.

— А под дичь будешь?

— А за шестьдесят шестую годовщину?!

— Под дичь буду и за годовщину буду, но по чуть-чуть, — наконец прожевав, смог ответить он.

— Ах вот как! А ну, кто тут против советской власти — поднимите руку!

Поднимать руку не приходилось, но Олег больше демонстрировал, чем глотал, потому что, хорошо зная этих людей, опасался: бутылка эта не последняя.

В допустимое время они уложились. Шли по улице со смехом, дикими гиками и криками — оптимистическими, но не всегда идеологически выдержанными, как-то: «Вся власть Советам!», «Долой самодержавие!», «Бей жидов!» и «Свободу Джавахарлалу Неру!». Подозрения Олега оправдались: за ремнем у Стивы была еще одна бутылка. Погода стояла самая праздничная — с ночи подморозило, поднималось яркое, чуть теплое солнце. Подходя к школе, впрочем, несколько поутихли — устали орать, да и немного освежились и проветрились. Здесь Олег оставил товарищей на крыльце и поспешил к директору.

Когда выстроили школьную колонну и пошли по Уральской до УПИ, в рядах школьников потихоньку курили прямо на ходу, несмотря на обилие учителей вокруг. У поворота на Шарташ обнаружили заблудившийся трамвай. Бесславный ублюдок, он зазевался, не успел вовремя скрыться в депо и теперь, когда движение было перекрыто, обречен был много часов торчать посреди улицы, ожидая окончания демонстрации. Кирюша и Олег с группой сопровождающих их лиц и возобновившимися гиками и криками под растерянные возгласы учителей и одобрительные — товарищей вырвались из колонны и заскочили в трамвай. Пробыли в нем не весьма долго, вышли же еще более румяными и оживленными, чем вошли, и побежали догонять колонну. В морозном воздухе как будто отдавало водкою, так что в доску трезвый учитель труда, совершенно уподобившись гоголевским мастеровым при встрече с бурсаками, только принюхивался да с досадою взглядывал на часы.

На запруженной алым кумачом площади УПИ, где быть сбору главнейшим силам Кировского района г. Свердловска, было совершеннейшее подобие Вавилонского столпотворения, а также разброд и шатание. Все разбрелись, и многие шатались повсюду, а иные уже и пошатывались. Тут произошла неожиданная встреча, едва не ставшая роковой для Стивы, Кирюши и группы сопровождающих их лиц. Из подворотни вышел Капец и его дружки.

Некогда Капец учился в одном классе с нашими героями и нередко бивал и Олега, и Кирюшу, ибо справиться с ним, и то не без труда и синяков, было под силу разве только одному Стиве, который к тому времени как назло уже перешел в «девятку». После восьмого класса Капец, под облегченные вздохи педсовета и многих одноклассников, со свистом пошел в ПТУ, где, по слухам, тоже вел себя скверно. Сейчас, под влиянием ли ностальгии или праздничного настроения, бывшие одноклассники встретили Капца с распростертыми объятиями. Решено было встречу отметить. Стива достал из-за ремня бутылку джина «Капитанского», а Капец, похлопав его по плечу, распахнул пальто, во внутреннем кармане которого важно побулькивал непочатый пузырь «Пшеничной». Пили в подворотне — естественно, с никакой закуской, но взамен Капец научил молодых людей не закусывать, а закуривать водку «Беломором», и это оказалось здорово и вечно, то есть термоядерно.

Водка, буде кому неизвестно, как и другие крепкие напитки, действует относительно медленно, но очень верно. Это вам не пиво или шампанское, которые выпил — и сразу опьянел на всю катушку, дальше только трезвеешь. Тут несколько другое. Поэтому неопытные питухи почти всегда попадают в ловушку. Неопытный питух выпивает дозу водки и ничего такого особенного, кроме разве приятного тепла в желудке, не ощущает. Он выпивает еще раз и еще много-много раз, а когда опьянение наконец дает себя знать, концентрация алкоголя в крови уже столь велика, — и катастрофически продолжает нарастать! — что несчастный неопытный питух очень скоро оказывается под столом, а то и вообще вровень с плинтусом. И даже в то время, когда он уже лежит около плинтуса, концентрация по-прежнему нарастает!

Ребята, коих было не так уж мало, в один присест разлили и выпили бутылку и ничего такого особенного, кроме приятного тепла в желудке, не ощутили. Они пошли по торговым рядам, где краснощекие от молодости и мороза продавщицы в белых халатах поверх полушубков с большим успехом втюхивали оживленным гражданам беляши, пончики, жареный хворост и пирожки горячие с рисом, зеленым луком, яйцом и капустой. Желающим также наливали чай из совсем как настоящих электрических самоваров, откуда валил белый пар. Ребята немного откушали пирожков, и им стало совсем тепло и весело.

Капец подмигнул одному из своих подозрительных дружков, и, когда тот распахнул пальто, все увидели, что и у него во внутреннем кармане важно побулькивает непочатый пузырь, но не «Пшеничной», а «Русской». Это вызвало смех и возгласы восторга. Вновь зашли в подворотню, натерли снегом и выпили.

У второго дружка в пальто оказалась вещь уже совершенно убойная — настойка «Гуцульская». Ее пили под монументальной композицией из двух солдат и девушки, вероятно санитарки, хотя, может быть, и зенитчицы, с надписью «Нашим товарищам, погибшим в боях за Родину», и Кирюша полез целовать каменную воительницу, но сорвался с уступа и разбил себе харю. Пока он оттирал кровь платочком, оставшиеся допили бутылку и стали брататься, то есть обниматься и кричать друг другу: «Братан! Братан!»