– Лисовский? – крайне напряженно позвал Кирилл.

– Дело запустят.

Повисла гнетущая тишина. Я едва подавила смешок. Мне правда весело было. Не знаю почему.

– Сколько там выхлоп вышел?.. – Лисовский раздраженно посмотрел на прикрывшего ладонью глаза Кирилла. – Эй, казначей, это же твоя обязанность была за баблишком следить, сколько выхлоп был по аукционам у нас?

– Сто сорок восемь. По последнему. – Кир отнял руку от лица и невидящим взглядом посмотрел в экран ноутбука перед собой.
– За предыдущие надо посмотреть.

– Хуевый из тебя казначей. И не сто сорок восемь последний был, а больше. Не важно, мои сейчас все равно сводят все к минимуму, только… не сведут. Сто семьдесят восьмая статья. Размер больше тридцати мультов, а это уже причинение особо крупного ущерба.

– Статья-то… там вроде штрафы и обязательные работы, - мрачно отозвался Кирилл, с неприязнью глядя на Лисовского. – На каком основании уголовка-то?

– То есть со столицы прислали отборных псов, которые тут картель вскрыли, на контакт с нашими вообще не идут, местных сторожевых раком поставили и отдали им команду готовиться. И вот они такие внезапно скажут, ну ладно, чего-то мы тут сильно развернулись, заплатите штраф и воруйте дальше? Ты совсем дебил, да? Ты в каком, блядь, мире живешь, тупица? – в ледяном голосе Лисовского отчетливо прозвучали рычащие нотки. – Ты меня слышишь вообще, нет? У нас абсолютно контролируемый рынок, причинение ущерба в особо крупном размере, однодневные фирмы «конкуренты» и картельный сговор, который вскрывают столичные псы, имеющие сейчас всех наших купленных во всех позах и во все щели. Проверку кто инициировал, тупица? Органы, блять! Конечно, сука, штрафом мы отделаемся! Ага, конечно, блять!

А вот тут мне веселиться расхотелось. Дело не в словах, они почему до меня не дошли. Дело в холодной злости Лисовского, в его тоне, отрезвляющей интонации. На меня будто ушат воды вылили.

– Ром, - я просительно тронула его за локоть, но он стряхнул мою руку.

Кирилл только открыл рот, не реагируя на мой предупреждающий взгляд, когда Ромка вдруг застыл, глядя в экран. Одеревенел. И поднял взгляд на Кирилла, заставив того оборваться на полуслове.

Я попыталась заглянуть через плечо Лисовского в его телефон, чтобы понять, что сейчас произошло и произойдет, но экран уже погас и я почувствовала, что даже если бы и заглянула, то подготовиться явно бы не успела. К тем его словам нельзя быть готовой.

– Скажи мне, гнида, - негромко, леденяще произнес Лисовский, глядя в лицо Кирилла, - ты когда договаривался о внезапной проверке антимонопольщиков, о чем вообще думал?

Я помертвела. Не поверила. Не дошло. Нет, смысл я поняла. До меня не дошло то, почему мой брат на эту полную дичь не выдал протеста.

Он не сказал, что Ромка ебу дался.

Он не возразил.

Он сидел за моим столом и чуть прищуренно смотрел в глаза Лисовского. Не возражая.

Снова пробитое дно. И мой едва слышный смешок, потонувший в словах моего родного брата:

– О чем думал? О том, что отец выведет ее из состава учредителей, а ты останешься. И пизданет все по тебе. Однако, узнав, что ты, мразь, сам вышел, я ситуацию переиграл.

– Переиграл так, что сестра теперь по сто семьдесят восьмой пойдет?

О, как. Заебись.

«Пиздец, что еще сказать. Ладно, разгребу»

Это слова моего брата. Слова моего Кира, сказанные в ту ночь, когда он уговаривал меня выйти из «Тримекса». Я отказалась. Он разгреб. Очевидно, разгреб так, что мне выдвинут обвинение.

По мрачному взгляду Кира я примерно поняла, что там произошло. Он хотел ударить по Лисовскому. Поэтому его два дня не было. Поэтому он так долго со мной разговаривал и уговаривал выйти из «Тримекса». Он видел в тот день Лисовского в «Радоне». С кольцом. Мой брат далеко не дурак, он прекрасно понял, зачем Ромка заявился. А еще он прекрасно понимал, что первым делом папа выведет меня из «Тримекса», не слушая ни меня, ни моих слов.

Кир тогда приехал ко мне и после того разговора, когда понял, что я ему не верю, он решил. Хотя, может еще до разговора решил. Он знал, что после Лисовского, папа выдернет меня из «Тримекса» и там останется только Ромка, по которому можно ударить. А потом я отказалась, папа не стал возражать и Лисовской вышел из «Тримекса».

«Пиздец, что еще сказать. Ладно, разгребу»

Брат был прав. Если бы папа не посчитал, что во всем виноват он. Кир хотел оградить меня, защитить любой ценой, и уничтожить Лисовского.

Один самонадеянный ход.

Фатальный поворот.

Мой брат подписал мне приговор. Мой родной брат.

Я поднялась зачем-то, хотела выйти, Ромка дернул меня за локоть обратно. Может, предположил, что я собираюсь вцепиться в слегка бледное лицо Кирилла, смотрящее на меня с сожалением и досадой. Не хотела. Я вообще ничего не хотела. Мне здесь просто дышать нечем было. И Лисовский положил мне руку на плечи, притягивая к себе к своему плечу, к своему телу. Покровительственно и с однозначным заявлением.

– Скоро поедем домой, потерпи. – Произнес негромко и ровно. Мазнул губами мне по виску, мягко и успокаивающе и его пальцы сжали мое плечо.

Кир скривился и отвел взгляд в сторону. Я повела плечом, чтобы Ромка убрал руку, но он только теснее стиснул пальцы и придвинул меня к себе плотнее. Это почему-то сломало всякую волю к сопротивлению. Я порывисто выдохнула, из последних сил сдерживая желание самой вжаться в него, обнять и зарыться в плечо лицом, чтобы меня не бил под его веянием один простой, но такой страшный факт – я могу сесть из-за своего брата. Из-за того, что он хотел наказать Лисовского. Который сейчас обнимал меня не только, чтобы успокоить, но что бы самому не набить Киру морду, это я тоже отчетливо чувствовала.