Шрифт:
Они не умели танцевать и стали порицать танец. По сути, они были калеками, потому что не могли жить. Жизнь требует бдительности, интеллекта, терпения, терпимости. Так как они не могли воспроизвести эти качества в себе, они создали идею о том, что жизнь – это нечто неправильное: нечто, от чего нужно отказаться. Но невозможно от чего-то отказаться, если нет ничего большего, что можно было бы обрести после этого отказа. Таким образом, Бог – это величайшая проекция алчности: откажись от мира – и обретешь Бога. Откажись от мира – и обретешь рай.
Это изобретения эскапистов, калек, умственно отсталых; тех, кто не смог обучиться искусству любви, искусству жизни, кто не умеет петь, не умеет танцевать. Естественно, не умеющий танцевать будет порицать танец. Не умеющий петь будет порицать пение. Это защитное средство для сокрытия своей умственной отсталости, своего невежества.
Бог – творение глупцов, но не мудрецов. Это творение рабов, но не тех, кто любит свободу.
Заратустра глубоко влюблен в жизнь и во все, что жизнь предлагает. Он – единственный мистик, безмерно утверждающий жизнь. Не нужно ни от чего отказываться, жизнь – это дар существования. Научитесь наслаждаться ею! Получайте от нее удовольствие. Танцуйте с деревьями и со звездами. Любите без ревности. Живите без соревнования. Принимайте каждого без суждения. И тогда не будет потребности ни в каком Боге. Не будет потребности ни в каком рае. Мы можем превратить жизнь на этой земле в божественное существование. Наша жизнь может стать проявлением божественности.
Я всецело за божественность, потому что божественность – это качество, которому можно обучиться, которое можно развить. Бог – лишь мертвая идея. Чем скорее вы от нее избавитесь, тем лучше, потому что она лишь отнимает у вас время.
Миллионы обитателей Земли молятся, не зная, что их молитвы никто не слышит. Миллионы поклоняются каменным изваяниям. Если они не могут любить живых людей, как могут они любить каменные изваяния? Но каменные изваяния удобны. Они не создают проблем. Можно делать все, что захочешь: обливать их водой или молоком, подносить им гнилые кокосы, и они даже не возразят. Каменному изваянию можно говорить что угодно, на любом языке, правильное или неправильное, это не имеет значения.
Для любви нужен живой объект. Но этому искусству нужно обучиться. Глупо, что ни один из университетов мира не учит людей искусству жизни, искусству любви, искусству медитации. И я считаю, что все другое стоит намного ниже любви, жизни, медитации, смеха. Вы можете быть великим хирургом, великим инженером, великим ученым – но вам все равно нужно чувство юмора, вам нужно искусство любви, вам нужно искусство жизни, вам в жизни нужны все эти великие ценности.
Но вы удивитесь. Я учу только этим вещам: любви, жизни, смеху и дополнительно ко всему этому – медитации, – но индийское правительство отказывается признавать эту школу образовательным учреждением. Они бы признали ее образовательным учреждением, если бы я преподавал географию, историю, химию, физику – будничные предметы.
Я не говорю, что их не нужно преподавать, но образование не должно ими ограничиваться. Они должны составлять низшее образование, и при каждом университете должен быть факультет высшего образования, где бы учили настоящим жизненным ценностям, потому что география не сделает из вас лучшего человека, история не сделает из вас лучшего любовника, а химия не научит вас медитировать.
Ничто из того, чему учат в университетах, не даст вам чувства юмора. Вы не можете смеяться, не можете танцевать, не можете петь. Ваша жизнь становится подобной пустыне.
Заратустра хочет, чтобы ваша жизнь стала садом, где поют птицы, где цветут цветы, где деревья танцуют, куда солнце приходит с радостью. Заратустра всецело за жизнь, и именно поэтому у него нет большого числа последователей. У отравителей, деструктивных людей, есть миллионы последователей. А уникальному учителю и мистику, все послание которого сводится к любви и жизни, досталась самая малочисленная в мире религия.
Религия Заратустры должна быть единственной религией. Все другие религии должны быть погребены на кладбищах, потому что нет Бога кроме жизни и нет молитвы кроме любви.
…Так говорил Заратустра.Глава 3
Верблюд, лев и ребенок
Три превращения духа называю я вам: как дух становится верблюдом, львом верблюд и, наконец, ребенком становится лев.
Много трудного существует для духа, для духа сильного и выносливого, который способен к глубокому почитанию: ко всему тяжелому и самому трудному стремится сила его.
Что есть тяжесть? – вопрошает выносливый дух, становится, как верблюд, на колени и хочет, чтобы хорошенько навьючили его.
Что есть трудное? – так вопрошает выносливый дух; скажите, герои, чтобы взял я это на себя и радовался силе своей.
Не значит ли это: унизиться, чтобы заставить страдать свое высокомерие?
[…] Или это значит: бежать от нашего дела, когда оно празднует свою победу? Подняться на высокие горы, чтобы искусить искусителя?…
[…] Или это значит: тех любить, кто нас презирает, и простирать руку привидению, когда оно хочет пугать нас?
Все самое трудное берет на себя выносливый дух: подобно навьюченному верблюду, который спешит в пустыню, спешит и он в свою пустыню.
Но в самой уединенной пустыне совершается второе превращение: здесь львом становится дух, свободу хочет он себе добыть и господином быть в своей собственной пустыне.
Своего последнего господина ищет он здесь: врагом хочет он стать ему, и своему последнему богу, ради победы он хочет бороться с великим драконом.
Кто же этот великий дракон, которого дух не хочет более называть господином и богом? «Ты должен» называется великий дракон. Но дух льва говорит «я хочу».
Чешуйчатый зверь «ты должен», искрясь золотыми искрами, лежит на его дороге, и на каждой чешуе его блестит, как золото, «ты должен!».
Тысячелетние ценности блестят на этих чешуях, и так говорит сильнейший из всех драконов: «Ценности всех вещей блестят на мне».
«Все ценности уже созданы, и каждая созданная ценность – это я. Поистине, „я хочу“ не должно более существовать!» Так говорит дракон.
Братья мои, к чему нужен лев в человеческом духе? Чему не удовлетворяет вьючный зверь, воздержанный и почтительный?
Создавать новые ценности – этого не может еще лев: но создать себе свободу для нового созидания – это может сила льва.
Завоевать себе свободу и священное «нет» даже перед долгом – для этого, братья мои, нужно стать львом.
Завоевать себе право для новых ценностей – это самое страшное завоевание для духа выносливого и почтительного.
[…] Как свою святыню, любил он когда-то «ты должен»: теперь ему надо видеть даже в этой святыне произвол и мечту, чтобы добыть себе свободу от любви своей: нужно стать львом для этой победы.
Но скажите, братья мои, что может сделать ребенок, чего не мог бы даже лев? Почему хищный лев должен стать еще ребенком?
Дитя есть невинность и забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо, начальное движение, святое слово утверждения.
Да, для игры созидания, братья мои, нужно святое слово утверждения: своей воли хочет теперь дух, свой мир находит отрешившийся от него.
Три превращения духа назвал я вам: как дух стал верблюдом, львом верблюд и, наконец, лев ребенком.
…Так говорил Заратустра.Заратустра разделил эволюцию сознания на три символа: верблюда, льва и ребенка.
Верблюд – вьючное животное, готовое служить, никогда не проявляющее непокорность. Он никогда не говорит «нет». Он верующий, последователь, верный слуга. Это низшая стадия человеческого сознания.
Лев – это революция. Начало революции – это священное «нет».
В сознании верблюда всегда присутствует потребность в ком-то, кто бы его вел, кто бы говорил ему: «Ты должен делать это». Ему нужны Десять заповедей. Ему нужны все религии, все священники и все священные писания, потому что он не доверяет себе. У него нет смелости, нет души, нет стремления к свободе. Он покорный.