Представьте себе, я люблю читать. Вот такая у меня дикая странность, которая не прошла даже после того, как я бросил школу. В отличие от многих других бездомных, я и в Бостонскую публичную библиотеку ходил не просто чтобы побыть в уютном, теплом и безопасном месте, а читал там всякое-разное. Ох, как же мне не хватало два этих последних года нашего с мамой собрания книг. Я и мечтать не мог, что они снова когда-нибудь у меня окажутся.

Читая надписи на корешках, я вдруг поймал краем глаза снимок в серебряной рамке и повернулся к полке камина, где он стоял.

У меня перехватило дыхание. К горлу подкатил ком. Каким образом…

Не веря, что это возможно, я схватил с полки снимок и поднес поближе к глазам. Я, восьмилетний, и мама стоим на вершине горы Вашингтон в Нью-Гемпшире. Один из самых прекрасных дней в моей жизни. Снял нас по нашей просьбе охранник парка. На фотографии я радостно улыбаюсь (теперь со мной происходит такое редко), обнажив дырку, которая образовалась тогда у меня вместо двух выпавших передних зубов. Мама стоит за моей спиной на коленях, крепко меня обняв. Веснушки ее потемнели от солнца, в уголках глаз от смеха образовались морщинки, а светлые волосы ветер сдул набок.

– Но каким образом? – снова пробормотал я. – Это ведь невозможно.

Снимок существовал в единственном экземпляре, который погиб во время пожара.

Повернувшись к Хундингу, я заметил, что он вытирает глаза.

– Вы в порядке? – Удивили меня его слезы.

Он кашлянул.

– Да. В порядке. А что до того, о чем ты спросил… Отелю нравится обеспечивать вас сувенирами из вашей прежней жизни. Фотографии…

Он умолк, и мне показалось, что под густой завесой его бороды у него дрожат губы.

– Тогда-то ж, когда я помер, давным-давно, никаких фотографий в помине не было, – снова заговорил он. – Везет же тебе.

Давненько никто не завидовал моему везению. Я настолько припух от этого, что даже отвлекся от нашего с мамой снимка. Вот уж и впрямь повезло: два года без мамы бомжом, а потом то ли помер, то ли меня апгрейдили для экспресс-перехода на новый уровень, где этот швейцар из Саксонии торчит с семьсот сорок девятого года нашей эры. Он-то как, интересно, умер и что за семью оставил в своей прежней жизни, если даже спустя тысячу двести лет после этого начинает плакать при малейшем воспоминании? Жесткий же у него новый уровень получился.

Хундинг вдруг резко выпрямился и вытер нос.

– Ну, будет. Если вопросы какие появятся, обращайся к управляющему. А я уж, верно, порадуюсь за обедом, когда услышу о твоих храбрых подвигах.

– Храбрых подвигах? – Я опешил.

– Ладно тебе, не скромничай. Тебя бы не отобрали, коли героем не был.

– Но…

– Было очень приятно вам услужить, сэр, – крайне официально произнес он. – Милости просим в отель «Вальгалла».

Он протянул ладонь, и мне потребовалась целая секунда, прежде чем я допер, что он ждет от меня чаевых.

– Ой! М-м-м, – стушевался я и зашарил по карманам, в надежде хоть что-то найти.

Меня ожидала некоторая удача: шоколадка, которую я увел из кухни у дяди Рэндольфа, в самом что ни на есть лучшем виде переселилась вместе со мной сюда.

– Извини, но это все, что у меня есть, – торопливо вручил я ее своему провожатому.

Глаза его превратились в блюдца.

– О боги Асгарда! Спасибо тебе!

Он понюхал мое подношение, а затем воздел его вверх на обеих ладонях, как священную чашу.

– Вот это да! – трепетно выдохнул он. – В общем, как только тебе что потребуется, мигом ко мне. А твоя валькирия явится за тобой прямо перед обедом. Вот это да! – снова залюбовался он шоколадкой. – Ну и дела!

– Какая еще валькирия? Нет у меня никакой валькирии, – сказал я.

Хундинг, так и не отрывая взгляда от шоколадки, расхохотался.

– Ну, ясное дело. Будь у меня такая валькирия, я бы сказал то же самое. Она хорошенько покуролесила.

– То есть? – насторожился я.

Но Хундинг уже направился к двери.

– Сегодня еще увидимся, а сейчас мне надо кое-что съесть. Желаю тебе не убиться перед обедом, – скороговоркой бросил он мне и вышел.

Я вдруг стал задыхаться и рухнул на траву атриума, уставясь на небо в ажурном просвете ветвей.

У меня давно уже не было приступов астмы, а раньше мама ночами дежурила возле меня, пока я хрипел в поединке с невидимым обручем, все сильнее стягивавшим мне грудь. Только не удивляйтесь, зачем надо было водить парня с астмой в походы по горам. На свежем воздухе мне как раз становилось лучше.