15 июля Бонапарт узнал, что турецкая армия подошла к Абукиру. Собрав за несколько часов свои войска, он устремился к морю. Через шесть дней он с пятью тысячами солдат наголову разбил втрое превосходившего его по численности врага… О неудаче под Сен-Жан-д’Акром было забыто, популярность главнокомандующего восстановлена.

И тогда он решил воспользоваться этой победой, – возможно, последней, которую он мог бы одержать в Египте, – для того, чтобы отправиться во Францию, свергнуть Директорию и навести в стране порядок.

Не сказав никому ни слова, он начал готовиться к отъезду и, когда все было приготовлено, позвал Полину:

– Я знаю, что ты – славная женщина. Послушай. Я возвращаюсь во Францию, откуда приходят ужасные вести. Наши войска разбиты в Германии, в Италии, повсюду. Австрийцы и русские грозят вторгнуться в нашу страну. В Вандее снова неспокойно. В стране царят анархия и голод. Директория, состоящая из никчемных людишек и проходимцев, ведет Францию к гибели. Я должен ехать.

Полина зарыдала:

– Возьми меня с собой!

– Не могу. Не исключено, что я могу попасть в плен к англичанам. Ты должна оберегать мою славу. Представь, какой поднимется шум, если меня схватят с женщиной?80

Красотка плакала, умоляя его. Но Бонапарт был непреклонен. На следующий день, поручив Клеберу заботу о молодой женщине, он с несколькими друзьями тайно поднялся на борт «Мюирона»…

У оставшейся одной Полины теплилась единственная надежда на то, что в одну из последних страстных ночей, проведенных с любовником, «в ней осталось оплодотворяющее семя Бонапарта». Но увы! Неделя проходила за неделей, а желанных признаков все не было…

– Он будет сердиться на меня, – говорила она.

И она сожалела только об этом. Но бедняжка конечно же не могла себе представить, что именно бесплодие помешает ей стать императрицей…

Те, кто создал из Наполеона легенду, утверждают, что Бонапарт во время своего плавания неотрывно глядел «на маленькое ярко блестевшее солнце, которое светило денно и нощно и к которому он, казалось, направлял свой корабль».

– Нам нечего бояться, – якобы говорил он. – Поскольку это светило, появившееся на западе, – «моя путеводная звезда».

Если верить им, то Бонапарт после ужина обычно выходил на палубу для того, чтобы задумчиво созерцать этот знак судьбы81.

На самом же деле все было совсем не так.

Быть может, Бонапарт и верил в астрологию, но он имел другую склонность, представляющую очень большой интерес для его биографов: он играл в карты…

Такое времяпровождение кому-то может показаться пустым занятием. Но представляется любопытным, когда прочтешь «Мемуары» Бурьена. Тот сообщает нам, что генерал никогда не упускал случая «помочь удаче, прибегая к запрещенным приемам», которые другие осуждают82.

Таким образом, легенду следует изменить и несколько подкорректировать. И вместо образа молодого человека, избранного судьбой и плывшего во Францию, неотрывно глядя на свою звезду, следует нарисовать образ честолюбивого офицера, рвущегося к власти и передергивающего карты…

Действительность отнюдь не менее примечательна, чем выдумка, но, согласитесь, символ, который она создает, выглядит несколько иначе.

2 октября, чудом прорвавшись через английскую блокаду, Бонапарт высадился в порту Аяччо.

Охваченный безумной радостью, он отправился обнять своих кузенов, вдохнуть аромат цветов, поболтать с пастушками, вспомнить о своем детстве. Но у него не хватило времени на то, чтобы возобновить связи со своими симпатичными подружками, с которыми познакомился пять лет тому назад. Он очень об этом сожалел, поскольку, несмотря на то что у него была Полина, чье великолепное тело он еще не успел забыть, Жозефина, которую продолжал мучительно любить, он с удовольствием бы остудил с какой-нибудь прекрасной жительницей Аяччо «тот пыл, который накопился в его естестве после убытия из Каира». Измотанный многодневной качкой, он глядел на девушек горящим взором и иногда замолкал на полуслове, провожая жадным взглядом «покачивающийся зад проходившей мимо девицы…».

В течение шести дней у дверей его дома собиралась огромная толпа, поскольку, как сообщает нам Бурьен, «его слава значительно увеличила число его родственников».

Время от времени к нему приходило какое-нибудь великолепное создание с вызывающе выставленной вперед грудью и красиво очерченными бедрами, с которым он охотно занялся бы воспроизводством населения острова, но всякий раз это была либо кузина, либо молодая тетушка, либо крестница…

С налитым кровью лицом, он вынужден был целовать их в щечку и спрашивать, как поживают родственники.