Как быстролетно время! В прошлом году мы отметили десятилетний юбилей. Десять лет – как один день, как чудесный сон. В нашей новой, наконец-то просторной квартире, в которой мы поселились в 1989 году, мы одни. Мама уехала к приятельнице, попросив всех возможных визитеров нас не беспокоить. Нарядно, как на самый большой праздник, сервирован стол. Цветы, свечи, музыка. Мы танцуем, нам хорошо вдвоем…

Это событие было последней радостью в 1991 году. Августовская попытка государственного переворота имела драматические последствия для нашей семьи.

Не всем женитьба Валентина пришлась по душе. Меньше чем через месяц после свадьбы мы поехали в дом отдыха. Нас встретило там не только любопытство. Некоторые засудачили:

– Ходит с девчонкой за руку.

Особенно разбрюзжалась группка безрадостно-благополучных женщин. Непослушных надо наказать, чтобы другим было неповадно.

7 ноября 1981 года по случаю государственного праздника правительство устраивало официальный прием в Кремле. Это давало быстрый и удобный способ оповестить мир о том, что мы – супруги, и ввести меня в обширный круг знакомств мужа. В самом деле, на ноябрьский прием приглашались различные представители общества: ученые, артисты, писатели, духовенство, космонавты, конструкторы, политики, военные, журналисты, представители дипломатического корпуса. Только успевай здороваться и отвечать на приветствия.

В назначенный час к дворцу подъезжали машины (те, что ниже рангом, оставались за территорией Кремля – мы испытали и то и другое), выпуская из чрева нарядных приглашенных. Они собирались на разных этажах в ожидании начала официальной церемонии. Гудела оживленная толпа, пары переходили от одного кружка к другому, поздравляя с праздником.

Валентина хорошо знали: здесь было много его коллег и знакомых. Красивые и не очень дамы чуть ревностно поглядывают друг на друга. Допускались платья разной длины, так как строгого предписания не было. Единственное, чего я не видела никогда, – это смокингов. Думаю, что большинство, наверное, и не сумело бы их носить. Я вспоминаю роман «Белая гвардия» М. Булгакова. Неловкий Лариосик завидовал другому герою (Мышлаевскому), потому что тот словно родился во фраке, а этот молодой человек не знал, какое к фраку сделать лицо.

Наконец, движение принимает общее направление. Все устремляются на верхний этаж, где музыкой и цветами приветствует гостей банкетный зал. Тогда и позже не раз я наблюдала одну и ту же картину: многие стремились занять место ближе к столу, за которым располагалось руководство, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Затем возникала длинная очередь желающих приложиться, так сказать, к ручке.

Никогда я не видела на лице Валентина этого раболепствующего выражения. Ни разу он не пытался «напомнить о себе».

Я последовала за мужем. Вместе с некоторыми своими товарищами он выбрал стол в центре зала (хитрый маневр: не слишком близко, но и не на задворках).

После официального поздравления генерального секретаря, в последующие годы президента, внимание некоторое время поглощено едой. Деликатесы как бы говорят: «Съешь меня, съешь меня». Быстро пустеют бутылки с водкой и коньяком, сухое вино пользуется меньшим успехом, а минеральную воду пьет вроде бы только мой муж. Где-то минут через сорок начиналось хождение с бокалом в руке от одного стола к другому.

Одна из старых барских привычек – приглашать на пиры артистов для ублажения слуха и глаза. В то время как они выступали, гости шумно беседовали, запивая разговоры вином. Я всегда ощущала неловкость, прежде всего за тех, кто находился по эту сторону рампы.

Ведь музыкантам сложно отказаться от приглашения в Кремль: от согласия или отказа порой зависела дальнейшая творческая судьба. И такое, в сущности, презрение к их таланту и труду. Оно не может не унижать, главным образом, слушателей.

Ноябрьский прием в Кремле. 1981 г.

Новичков, подобных мне, этот огромный зал, полный знаменитостей, несколько ошеломляет, светская болтовня приводит в смущение, язык прилипает к небу, я боюсь оторваться от мужа. Но знакомые Валентина относятся ко мне спокойно-доброжелательно. Многие выказывают искреннюю радость в связи с переменами в его судьбе. Уходя, я уже не кажусь себе испуганным воробьем.

Валентин практически никогда не посвящал меня в свои служебные дела. Возможно, в силу принятых условностей или не желая меня волновать. Это огорчало и порой даже обижало меня. Мне так хотелось помочь ему, видя, как гнетут его тревоги и предчувствия. Отчасти, однако, я сама была в этом виновата.

В один из весенних дней 1982 года муж пришел с работы очень мрачный. Устало опустился на стул, прислонился головой к стене. Обычно хорошо владеющий собой, он не сумел скрыть выражения безысходности на лице:

– Не могу больше, не могу это вынести. С такими людьми ничего у нас не получится.

Не ведая еще, какие интриги уготованы на политической кухне, я не знала, как его поддержать. Стала уговаривать потерпеть, четыре года до пенсии пролетят быстро, а потом можно будет заняться любимыми делами. Словом, знакомый прием: сейчас плохо, зато потом…