Однажды в понедельник к нему заходит важная персона:

– Мы разыскивали вас вчера, а вы, оказывается, были… (называет мой адрес).

– Да, я бываю там каждую неделю. Это очень серьезно. И хочу, чтобы была ясность. Если Нину уволят, я немедленно подаю в отставку.

Это Валентин неизменно повторял, уезжая в командировку, ибо в практику вошло творить расправу, когда некому вступиться. Скверные методы, они применялись к сотрудникам всех рангов. Не исключая и президента. Изменилось ли что-нибудь сейчас? Хотелось бы надеяться.

Спасибо тебе, муж мой. Твоя твердость, выраженная в столь недвусмысленной форме, уберегла не одного человека.

Много лет спустя, во времена неудавшейся перестройки, муж защитил аналогичным образом тогдашнего главного редактора газеты «Московские новости», который подчинялся Фалину как главе АПН. В нашей не шикарной, скажем, квартире на Краснопролетарской улице, в которую он перебрался из своих апартаментов перед тем, как мы поженились, зазвонил телефон. Один из членов политбюро гневался по поводу материала в газете и сообщил, что Егора Яковлева намерены снять с поста главного редактора. Речь шла о «своевольном» прощальном слове Виктору Некрасову, писателю, умершему на чужбине. И тут я услышала хорошо знакомую мне фразу:

– Если его уволят, я подаю в отставку.

Егора Яковлева пропесочили на Старой площади, но из газеты не убрали.

А совсем недавно, вскоре после разгона ЦК, к Валентину подошел редактор многотиражной газеты «Аргументы и факты» В. Старков и сообщил следующее: он поручил собрать на мужа досье, в частности «разобраться» в его выступлениях на страницах газеты «Известия». И, предвкушая удовольствие, которое его ждет, добавил:

– Ну теперь-то мы о вас напишем! Вы поверили мне, когда меня защищали, а я всех вас водил за нос.

Старкова я впервые встретила на приеме во французском посольстве. Тогда муж и рассказал мне, как отстоял его на секретариате ЦК. Какой короткой и неблагодарной бывает память!

Летом 1980 года по случаю Олимпийских игр для московской элиты давали концерт в Музее изобразительных искусств имени А.С. Пушкина. В стенах дворца, построенного в начале века архитектором Клейном по инициативе и при деятельном участии историка И. Цветаева, отца знаменитой русской поэтессы, звучала музыка. Это была удача. Она породила идею проведения ставших украшением культурной жизни столицы Декабрьских музыкальных вечеров, неизменными вдохновителями которых были неповторимый Святослав Рихтер и директор музея Ирина Антонова.

В тот теплый летний вечер мне предстояло впервые выйти в свет в сопровождении Фалина. Слухи о нашем романе уже распространились по Москве, но меня в лицо еще не знали.

Боже, поддержи и наставь! Что выбрать из моего не слишком разнообразного гардероба? Ведь встречают по одежке. Остановилась на очень простом элегантном платье, плотно облегающем фигуру. Его подарил мне Валентин. Им же подаренная со словами, от которых разливался жар, золотая цепочка и маленькие золотые серьги. Черные туфли на высоченной шпильке – я готова.

Оказывается, переживала не я одна – он тоже. Мы бросали вызов обществу, где чиновники высокого ранга не имели права на личную жизнь. Точнее, имели, но втихую, украдкой, так, чтобы комар носа не подточил. Это не для нас. Любовь, выбравшая нас из множества мужчин и женщин и осенившая своей благодатью, не хотела таиться.

Мы заняли кресла в первом ряду. Стройная череда коринфских колонн, голубая в золотом роспись карниза, музыка в исполнении Рихтера – все как нельзя лучше перекликалось с моим радостным волнением. Не знаю, удалось ли мне его скрыть. Наверное, лишь отчасти, хотя еще в детстве, в хореографическом кружке, я усвоила одну науку: как бы трудно ни было, на лице это не должно отражаться.

После концерта И. Антонова пригласила нас в свой директорский кабинет на бокал шампанского. Переступаем порог – все глаза устремляются на нас. Опять испытание! Валентин представляет меня присутствующим (там было человек десять). Среди других я запомнила прежде всего торжественного Рихтера (кто же его не знает!) и его на редкость милую, словно из XIX века, жену.

Таких женщин в России почти не осталось. Блистательная выпускница Московской консерватории, Нина Дорлиак была обладательницей дивного колоратурного сопрано. Ее голос очень любил мой отец. Когда впоследствии я встречалась с Ниной Львовной, воспоминания о нем неизменно возникали в моем сердце. Приветливость певицы, без лишних условностей принявшей меня, придала уверенности.

Несколько фраз, глоток шампанского – и мы прощаемся. Уф! Первый бой выдержали! Потом было много боев, еще больше разговоров. Мы дали свету пищу, и надолго. На одном из концертов уже через год-два после свадьбы, отстав от мужа на несколько шагов, я вдруг услышала шепот: «Фалин! А где его жена? Хочу посмотреть на его жену». Теперь это было не страшно.

Однажды Валентин приехал за мной на собственной машине. Я увидела его в окно. Большой черный «мерседес» въехал во двор, вызвав неуемное любопытство мальчишек. В то время в Москве, а тем более в других городах, машины иностранного производства встречались не слишком часто. Он купил ее в свое боннское время, отличную, хотя и не новую машину.