Мама продолжала что-то говорить, но я уже не слушал.

— Мне надо уехать. Это срочно. В гостевой спят парни Ньютонов. Элизабет — в комнате родителей.

— Что-то случилось. милый?

— Нет. Всё в порядке. Просто… просто мне действительно надо ехать.

Ничего не объясняя, я взял ключи от машины и вышел под дождь.

Лив долго не открывала. Судьба словно давала мне шанс уйти, и в тот момент, когда я увидел её, я пожалел, что им не воспользовался.

Я словно оказался в раю. Или аду. Эти два взаимоисключающих понятия для меня сошлись во вполне земной женщине — растрёпанной, полусонной, с пылающими щеками и лихорадочно блестящими глазами, одетой в расстёгнутую, открывающую взору волнующую ложбинку между грудями, рубашке. Кстати, моей.

Взгляд скользнул по открытой полоске кожи плоского живота, и я едва не поперхнулся: с белых трусиков, соблазнительно выглядывающих из-под распахнутых краёв измятой рубашки, на меня смотрела нарисованная кошачья морда.

Святые угодники! Как можно быть одновременно такой дьявольски соблазнительной и обезоруживающе невинной. Титанических усилий мне стоило не накинуться на неё прямо в прихожей.

Я действительно не знал, зачем в ту ночь пришёл к Лив. Может, это была отчаянная попытка ухватиться за самый край желанной реальности. Может, я просто хотел ещё раз убедиться, что она существует. Может, специально искушал себя, чтобы не поддаться вытягивающему душу влечению.

Лив изучала меня, стоя на другом конце комнаты, пока я сидел у окна, пытаясь собраться с мыслями. Я не знал, с чего начать разговор, и она нисколько мне не помогала.

К тому моменту она уже переоделась в гостиничный халат, слишком большой для её маленькой фигурки. Ей пришлось подвернуть его в поясе, чтобы халат не волочился по полу. Лив выглядела так трогательно, что у меня зачесались руки от желания её обнять.

— Вот, держи. — Она бросила на кровать пакет. — Извини, она немного помялась.

Я не сразу сообразил, что речь идёт о рубашке.

— Не стоило. Оставь себе.

— Это не очень удобно. Я всё-таки замужем.

"Замужем".

Именно это слово меня отрезвило.

Она была замужем. В этом мире эта женщина мне не принадлежала. Я мог бы взять её ненадолго, но я не этого хотел. Хотя… Если бы она сама сбросила с плеч мою рубашку и позвала к себе, я был бы с Лив Вуд столько, сколько она позволила бы, и ушёл бы счастливым. Наверное, ещё пару дней я бы улыбался воспоминаниям о ней, но через месяц наверняка бы забыл. Но хрупкую фигурку, от ушей до кончиков пальцев закутанную в пушистый хлопок, взирающую на меня с трепетным ожиданием, я не смогу забыть никогда. В этом я был абсолютно уверен.

Но она была замужем.

Вот именно, что замужем!

Оказалось, я произнёс это вслух.

— Дилан, я не понимаю, что…

Я попросил у неё прощения. Искренне. Это были единственно правильные слова, что я мог сказать Лив. Произнести их бесстрастно и уйти — вот что я должен был сделать, но искушение ещё раз дотронуться до неё было сильнее благоразумия. Я поддался ему и, прежде чем поцеловать теплую ладошку, вдохнул неповторимый аромат её кожи. Теперь я знал, как пахнет счастье.

Она не оттолкнула меня. Не вырвала руку. Она ждала, а я не хотел её отпускать и понимал, что мне этого мало.

— Останови меня, Лив. Пожалуйста.

Я был повержен. Раздавлен своими чувствами к почти незнакомой женщине. Чужой женщине. Это было ново. И это было больно.

— Зачем ты пришёл, Дилан? — спросила она.

— За тобой, Лив. Я пришёл за тобой.

Всё, что я говорил после, было как покаяние. Ни перед кем до этого и никому после я не раскрывал свою душу. Я был в состоянии, близком к помешательству. Слова омывали меня, их солёную влагу я ощущал на своих губах. Я не знал, сколько времени длилась моя исповедь, но в какой-то момент Лив оказалась передо мной. В ожидании приговора я обнял её, вжимаясь в тёплое податливое тело. Её слёзы капали мне на макушку.

"Милая моя, нежная! Как так вышло, что мы разминулись с тобой? Что мне сделать, чтобы ты всегда вот так стояла рядом, чтобы я всегда чувствовал твои руки? Мне мало вечности, я хочу бесконечно наслаждаться тобой. Хочу, чтобы ты хоть на мгновение позволила себе любить меня, как люблю тебя я".

Вот оно!

Как же всё просто!

— Дилан, посмотри на меня. Посмотри на меня, милый. У тебя всё будет хорошо, поверь мне. Всё будет — дом, семья, дети. Ты обязательно найдёшь женщину, которая подарит тебе их. Но это буду не я. Прости.

Это было грёбаное аутодафе.

А последующий за этим поцелуй — приглашением на казнь.

Она казнила меня своим горячим язычком, соскользнувшим мне в рот. Я умирал под теплом её дыхания, чтобы в следующую секунду под ним же и ожить.

Не осталось ничего, кроме истины, что озарила меня несколько мгновений назад.

— Я люблю тебя, Лив.

— Я… я не могу, Дилан.

— Ш-шш, малышка, я знаю.

Наконец-то было найдено объяснение происходящему. Так вот как это бывает! Чувство, о котором так много говорят. Всё, что мне доводилось слышать ранее, — слова, которыми люди описывали его, — было неправильным. Вернее, не было таких слов в мире, чтобы дать определение тому всепоглощающему, огромному, заставляющему чувствовать внезапно выросшее сердце, упирающееся в грудную клетку. Я хотел завыть от боли, что заживо разрушала меня, и не осталось ничего, кроме желания уберечь ту, которая вызвала эту боль, от подобного разрушения.