— А Калью. Другой солдат поджег его. Его кожа расплавилась и сползла. Ему было больно. Так больно. И я не могла ему помочь. Я убила его. Я вонзила нож в грудь моего брата, потому что иначе его было не спасти. Я убила его. Я убила его! Я убила его! Я ЕГО УБИЛА!

Она кричала и не осознавала, что бьет Леифа по груди, по голове, снова по груди… Он просто сидел и ждал, пока она не ухватила его за мокрую тунику — почему она мокрая? — и не упала вперед, почти на его колени.

— Я убила его. Его кожа плавилась, как воск, и он не мог даже кричать от боли, и я убила его.

Леиф обнял ее, и она его не оттолкнула. Она позволила ему приподнять себя и усадить на колени. Так много времени прошло с тех пор, как она находила утешение в его любви, в его прикосновении. Их время вместе было коротким, но за эти месяцы любовь успела изменить ее жизнь. Сама Ольга стала другой, сначала обретя любовь, а потом потеряв.

Так долго она не чувствовала себя в безопасности. И она приняла это — несмотря на боль от сотворенного ими, несмотря на обоюдоострый кинжал ненависти и любви, вонзенный в сердце.

И когда Леиф заговорил, голосом, полным боли и сожаления, ее сердце откликнулось.

— Я не могу подобрать слов, Ольга. Мне невыносимо жаль. Я не могу вернуть их тебе. Я мог бы искупить, но не знаю, как. У тебя всегда была и будет моя любовь, моя преданность. Если бы я не поступил так, как поступил, если бы повел себя так, как ожидал Вали, и мы стали бы сражаться с Эйком там, в Эстланде, мы все были бы мертвы — и те, кто и так погиб, и те, кто выжил. Я сделал так, чтобы спасти вас.

— Нет. Нет, — выдохнула она, опуская руки ему на плечи, слишком уставшая, чтобы сражаться.

— Я клянусь, Ольга. Я сделал это, чтобы спасти вас.

И она, наконец, смогла сказать ему о своей самой большой боли, о той, что мучила и грызла ее сильнее всего, не позволяя ранам исцеляться.

— Нет. Ты сделал это, чтобы спасти Вали и Бренну. Ты не задумался о том, что станет со мной. Ты бросил меня. Ты покинул меня еще до того, как твой ярл ступил на замковые земли.

Повисла долгая тишина, и Ольга поняла без всяких слов, что права. Он даже не задумался о ней в ту ужасную ночь.

— Нет, — наконец, прошептал Леиф. — Я никогда не оставлял тебя. Ольга. Я всегда был с тобой в своих мыслях. Я думал, ты в безопасности.

Она ответила лишь вздохом. После долгого времени — а прошло уже больше года — гнева, злости и боли, так прочно укоренившихся в ее сердце, Ольга вдруг осознала, что это дерево страшных чувств вовсе не так крепко, как она думала. Она не ощущала в себе ненависти или злости. Только усталость.

И любовь. Да, в ней жила любовь, правда, уже не та, что раньше. Она не понимала этого нового чувства, но оно появилось откуда-то из глубины ее сердца и засияло так же ярко, как и прежнее.

— Скажи, что ты любишь меня, Леиф, — он уже говорил ей, но она хотела услышать это снова, сама не зная, почему.

В глазах его вспыхнуло удивление, руки сжались.

— Я люблю тебя. Ты мне дороже всех, дороже всего. Я люблю тебя всем своим сердцем.

— Сердцем, которое, как ты сказал, умерло?

— Ольга. Пожалуйста. Что мне сделать?

Но ничто не могло бы восстановить то, что было разрушено между ними. Равновесие было потеряно навсегда. Но было то, чего Ольга хотела именно сейчас. Одна вещь, которая могла бы, хоть на короткое время, спасти ее от тьмы.

— Возьми меня.

Леиф замер в неверии, его тело стало каменным.

— Ольга?

Она уселась прямо и ухватила его за пряди волос. Удерживая его голову так, чтобы он мог видеть ее лицо — лицо, которое едва освещало пламя свечи, но которое он знал лучше других, лучше, чем она сама, — она посмотрела в его глаза.

— Возьми меня. Так, как ты брал меня раньше, до того, как все случилось. Все, что было у меня тогда хорошего, было связано с тобой, и теперь все обратилось в прах. Я хочу другое воспоминание о тебе, или то, что осталось во мне от тех дней, просто умрет. Возьми меня. Возьми меня. Пожалуйста.

Она поцеловала его. Когда Леиф попытался отстраниться, она сжала пальцы и потянула его за волосы, не позволяя прервать поцелуй. Они застыли, касаясь губами губ друг друга, и этого было мало, этого было ничтожно мало, но одновременно — больше всего, что она ощущала вот уже долгое время. Сердце Ольги колотилось так, что, казалось, вот-вот вырвется из груди.

И потом Леиф сдался.

Его руки сжались вокруг нее подобно железным оковам, пальцы забрались в волосы, расплетая косы, рот открылся, и язык скользнул по ее губам. В этом поцелуе была сила, которой она раньше не знала, и она была рада. Это было не так, как раньше.