— Как в прошлый раз, — отозвался Джон. — Спроси про Наумова, про то, не являются ли они шпионами или террористами, как относятся к наркоте, а так же не сдадут ли они меня при первой же заварушке.

— Ясно. Они, полагаю, уже здесь? Зови тогда.

Джон кивнул, уткнулся в ноутбук и воткнул в уши маленькие наушники, воткнутые в звуковой выход ноутбука.

— Путь поднимутся и войдут, — сказал он ноутбуку. — По очереди. Без разницы, кто первый.

— Налей мне ещё коньяку, — попросил я его. — Так легче работать.

Спустя три минуты в дверь постучали, и после того, как Джон разрешил входить, вошёл тощий и высокий ариец в клетчатой рубашке и тёплых брюках на подтяжках.

— Вы звать? — спросил он на ломанном русском.

Либо немец, либо австриец. Пусть будет немец.

— Да, — ответил Джон. — Последняя проверка перед наймом. Я хочу, чтобы ты побеседовал вот с этим человеком.

Он указал на меня, и немец повернулся ко мне, равнодушно уставившись на меня. Похоже, он уже знал итог этой встречи и был уверен, что его наймут. Ещё одна проверка, пусть и с каким-то незнакомым человеком, ничего не решает.

Джон скрестил руки на груди и немного съехал по креслу, приняв позу поудобнее и прикрыв глаза. Со стороны можно было предположить, что он захотел отдохнуть пару минут, но я знал, что при этом ещё и очень внимательно слушает всё происходящее.

Я вздохнул. Ну что же, раз сказал, что помогу, то помогу, отступать уже поздно. Поехали?

— Наумов Евгений Раилевич, — чётко произнёс я. — Вам знакомо это имя?

И я тут же сконцентрировался, мысленно потянувшись к бездне в его зрачках. Подобрался к ней вплотную, ощутил толстую незримую плёнку, отгораживающую его сознание от меня. Бли-и-ин, его защита сильнее, чем у большинства. Башка будет болеть больше, ну что за невезуха!

Алкоголь жёг мой пустой желудок (блины уже давно переварились, а шоколадка не считается!), при этом давая сил на концентрацию уставшему разуму. Мне хотелось спать, но идти баиньки было ещё рано, колыбельная ещё не прозвучала, а это значит, что мне нужно держаться. От этого сейчас зависит Джон. От этого зависит чья-то жизнь, которую я ещё не нашёл. Чем быстрее я с этим разберусь, тем быстрее смогу вернуться к делу, так что нечего ошиваться у порога.

Я представил себя тонкой иглой и с ощутимым усилием пронзил его ментальный барьер, тут же очутившись по ту сторону. Мысли немца сновали туда-сюда, я мог ухватиться за любую из них и узнать, что в ней содержится, узнать, сколько нитей незримой связи её опутывает, потянуть за каждую из них и выведать, что стоит уже за ними, познать скрытый смысл и обнаружить двойное дно, если оно только есть. Для меня было не важно, что немец думал на немецком, единственные два слова из которого я знал, были «arbeiten» и «schwein» (зато, зная только их, я могу придумать целое предложение и управлять другими людьми, заставляя их делать то, чего они не хотят). Мы все мыслим на языке, понятном только нам, человеку вовсе не обязательно оборачивать мысль в обёртку ограниченного законами лингвистики языка. Образы, вот самое подходящее тому, что я узнаю, находясь в чужой башке. Слова, запахи, мелодии, вкус, ощущения, страхи, желания, воспоминания. Образы, и не нужен ни декодер, ни словарь-переводчик.

Наумова он не знал, его имя вызвало недлинную цепочку никак не связанных с ним образов.

На всякий случай, я стал описывать Наумова:

— Квадратный седой мужчина, мускулистый, волосы зачёсаны по-военному вверх и назад. Сейчас носит под носом усы.

Надо сказать, что немец понимал русский очень неплохо, хоть и изъяснялся на нём куда хуже. Следуя моим подсказкам, он попытался воссоздать образ человека, которого я ему описал, но он был не похож, хотя и вызвал определённые ассоциации, которые я моментально обнаружил и проверил.

— Ты шпион? Ты террорист? Ты скрытый гомофоб?

— Нет, нет, найн, — на каждый вопрос отвечал он.

— Ты предан своему новому боссу?

И чуть не отшатнулся от него — мой вопрос вызвал у него бурную реакцию, в которой я одновременно прочёл негодование по поводу подобного вопроса, возмущение потому, что в нём сомневаются, и безмерное желание доказать свою преданность вплоть до того, чтобы закрыть собой от пули любого, стоит только боссу приказать. Меня словно огнём обожгло, но я вытерпел и продолжил опрос.

Наконец, выяснив всё, что требовалось, я кивнул Джону. Немец послушно ушёл, и в комнату по приглашению вошёл второй новый работник: ниже меня на голову, но толще раза в два, отчего похожий на круглую фрикадельку, обтянутую кожей, мужик примерно возраста Джона в тёмном спортивном костюме. Этот оказался русским. Я повторил все свои вопросы, и меня снова поразила преданность нового работника моего друга. Таким людям, без сомнений, можно поручить любое дело и ожидать того, что они приложат все силы на то, чтобы его выполнить.

— Ты можешь быть уверен, — сказал я, налив себе полный стакан коньяка, когда они ушли. — Лояльность с их стороны тебе обеспечена, а по остальным вопросам везде «нет», разве что толстяк, вполне очевидно, частенько думает о еде.

Джон кивнул, и его лицо довольно расплылось в улыбке.

Башка у меня просто раскалывалась, я залпом выпил жгучий коньяк, подозрительно пахнувший чем-то солёным, и устало прикрыл глаза. Мне казалось, что мой собственный мозг поднял бунт против своего капитана и теперь намеревался смыться с корабля через любую дырку, которую только был способен найти в моей черепушке. Спиртное звонко ухнуло вниз, только усугубив ситуацию, и теперь у меня одновременно закипело ещё и в животе, вызвав приступ тошноты. Спать хотелось чертовски сильно, и было трудно сопротивляться этому желанию.