Всё, Инесса теперь, вне всякого сомнения, знает, что я у неё под самым боком, и времени медлить больше нет.

Я взглянул на костыль — тот был испорчен, хотя, быть может, выдержал бы ещё пару мощных ударов, прежде чем развалиться на части. Я вернулся за вторым костылём, оставив этот валяться прямо посреди коридора, и пошёл дальше, уже больше ни от кого не скрываясь. В тёмном коридоре было ещё четыре двери, по две на каждую сторону, я открыл ближайшую — кухня, пусто. Услышал возле дальней двери чьё-то шарканье и быстро бросился ко второй ближней двери, у противоположной стены.

И увидел того, кого искал.

Инесса, старуха внешности неопределённого пола, лежала с закрытыми глазами на диване, расположенном вдоль стены. Рядом стояло какое-то медицинское оборудование, непрерывно пикающее, к руке Инессы была подсоединена капельница с молочного цвета жидкостью, но сильно разбавленного вида. RD? Теперь понятно, каким образом она может управлять таким большим количеством людей. Препарат усилил её возможности почти до безграничных, но каждому приходится платить за то, чем он изначально не обладал. Я, тренируя свои способности, расплачиваюсь головной болью, Алексей — потерей рассудка, а вот Инесса, похоже, впадает в нечто вроде комы.

Я подошёл к ней и, схватив костыль левой рукой, которая тут же вспыхнула болью, взял пистолет правой. Пистолет был тяжёлым, но куда тяжелее оказалось сделать то, что я должен был сделать. Взять грех на душу и застрелить человека, пусть и закоренелого маньяка, убившего чёртову прорву народа самыми жестокими способами, на которые она только была способна, и бог знает сколько ещё людей она убьёт, если я не справлюсь с возложенной на меня ответственностью.

Я стоял над ней, но смотрел на дуло своего пистолета и изучал надпись на латыни, выгравированную сбоку ствола. «Хочешь мира — готовься к войне», примерно так звучит перевод на русский язык. Да, я хочу мира, и я могу сейчас сделать это, стоит только нажать на спусковой крючок, но я действительно тем самым развяжу войну. Нет, не настоящую, а только образную, воображаемую, войну, которая будет идти в моей собственной душе, ведь после этого я возненавижу себя за то, что я не смог найти другого выхода, где бы не было невинных жертв и убийств. Войну ради мира, ради спасения моих друзей, ради сотен незнакомцев, которые мне даже спасибо не скажут, ради тысяч других людей, которые даже не подозревают о моём существовании. Я не смогу скрыть ото всех то, что я собираюсь сделать — в этом доме повсюду мои отпечатки, пол забрызган моей кровью. И пусть пистолет официально на меня не зарегистрирован, поскольку я не могу обладать им законным способом, но после выстрела специалистам ничего не стоит провести баллистическую экспертизу и сравнить несколько пуль. Я не смогу отвертеться ни снаружи, ни внутри себя.

Я перевёл взгляд на её лицо. Сморщенное, как куряга, имеющее такой же нездоровый цвет кожи. Волосы выцвели и поредели, губы тонкие и плотно сжатые, да и всё лицо какое-то напряжённое. Я уже видел его в лабораториях Наумова, когда выбирался из плена вместе с Джоном, такое лицо действительно очень легко перепутать, приняв за мужское. Да и по телосложению толком не скажешь ничего определённого.

Я глубоко вдохнул и…

… Дверь распахнулась так резко, что чуть не вылетела из петель. В дверном проёме показались двое — маленький мальчик, худой до ужаса и весь какой-то перекошенный, судя по всему, с неправильно развивающимся позвоночником, и, вне всякого сомнения, его мамаша, тоже исхудалая, с тёмным землистым лицом, ввалившимися щёками и синими мешками под глазами. Они смотрели в потолок надо мной, но я прекрасно знал, что они видят меня.

— Ни с места! — прорычал я.

Они послушно замерли. Инесса чует реальную опасность для себя, она превосходно знает, что она вовсе не такая неуязвимая, как её марионетки, и что одной единственной пули вполне хватит, чтобы та так и не вышла из комы.

— Слабак! — проблеял пацан.

И они оба кинулись ко мне, несмотря на мои протесты. Между нами было всего метра три, и они пролетели их со скоростью света, но нынче мне везёт. Все барьеры тут же рухнули, когда моя жизнь встала под удар, и мой палец больше ничего не сдерживало.

Пистолет выплюнул маленькое сизое облачко дыма, из которого вырвалось несколько грамм смертельного металла. Пуля пролетела короткое расстояние от дула до лба Инессы прямо у меня на глазах, а затем, едва коснувшись её кожи, пробурила маленькую дырочку и исчезла внутри черепа.

Всё, дело сделано, все спасены, все друзья живы, я цел и сравнительно невредим, а враг повержен и мёртв. Но с этим выстрелом я почувствовал, как внутри меня что-то лопнуло и оборвалось, что-то хорошее и светлое, и я этого лишился раз и навсегда. Каждый платит свою цену и несёт только свой груз, всего на нанограмм меньший для того, чтобы сломать тебе позвоночник и размазать своим весом по земле. Ни больше, ни меньше.

Они снесли меня по инерции, врезавшись в мои ноги прямо в полёте. Мне вывернуло правое колено, тут же вспыхнувшее сильной болью, а потом меня снесло на несколько метров в сторону. Пистолет вырвался из руки и упал где-то за километр от меня, но, как я понимал, теперь он мне больше не нужен, ведь самый главный Риппер мёртв, и его прислужники только действуют по инерции — ведь нельзя же прервать свой прыжок, когда Вы уже находитесь в воздухе, ведь так? Но почему тогда выражения их лиц нисколько не изменились? Почему они вскочили на ноги гораздо раньше меня, затем доковыляли до меня и схватили мёртвой хваткой мои руки и ноги?

— Эй, какого чёрта? — вскрикнул я. — Вы же должны были прийти в себя! Очнитесь!

С тем же успехом я мог бы твердить Луне, что ей нужно вращаться вокруг Земли в противоположную сторону. Мои слова не возымели над ними никакого эффекта, как об стенку горох.

Медицинские приборы вокруг дивана запищали, сигнализируя о том, что пациент успешно умер, но та, вместо этого, начала подыматься со своего места. Сначала поднялась вверх рука с воткнутой на сгибе локтевого сустава иглой от капельницы, затем приподнялась истекающая вонючей алой кровью голова. Вот поднялась вторая рука, после чего резко опустилась, схватила простынь и помогла подняться всему туловищу. Открылись помутневшие голубые глаза, нижняя челюсть невольно упала вниз, приоткрыв рот со стёртыми от времени зубами, расправились лёгкие, впуская внутрь тщедушного полумёртвого тела живительный кислород. Ноги съехали с дивана и уверенно встали на пол.