Шрифт:
– Ты еще не поняла?
Замолкаю на полуслове от его резкого тона.
– Чего не поняла?
– У меня ничего из этого не будет. Для тебя это все еще возможно, но не для меня. Этого никогда не случится, так что перестань притворяться.
– Ты о чем? Мы же обсуждали, как будем жить в большом…
– Нет. Прекрати, – рявкает Коннор.
Я пристально смотрю на него несколько долгих мгновений, стараясь понять, чем его разозлила. Всего пару секунд назад он был в порядке. Грустный – да, но злой? Словно внутри него сработал переключатель. И что теперь делать? Хотелось бы лучше его понимать.
За нами сигналит машина, и мне приходится снова обратить внимание на дорогу и повернуть направо, оставив позади домик в колониальном стиле. Вскоре Коннор заговаривает снова, и, судя по всему, его настроение в очередной раз изменилось.
– Слушай, извини. Просто иногда мне кажется, что ты для меня слишком хороша. Ты можешь иметь все что захочешь: дом, лошадь… да что угодно. Но такие, как я… у меня никогда такого не будет. Моей жизни светят только сплошные неприятности.
Впереди появляется широкая обочина, я съезжаю на гравий и, не глуша двигатель, поворачиваюсь к Коннору.
– Это неправда, Коннор. Я тебе обещаю. Мы будем работать вместе и получим все что захотим. Клянусь, все сбудется.
Коннор словно меня не слышит. Он отворачивается и смотрит в окно. Оно постепенно запотевает, а мы все молча сидим в машине.
– Когда мне было семь, у мамы случился нервный срыв, – спустя, кажется, вечность произносит Коннор. – Я даже не знаю, куда ее поместили. Наверное, в психиатрическую лечебницу. А я оказался один на один с отцом на несколько месяцев.
Зачем он мне это рассказывает? Какое это имеет отношение к происходящему? Это отголоски его гнева или он снова впал в депрессию? Что из этих двух вариантов хуже?
– У нас никогда не водились деньги. А в мамино отсутствие отец даже не считал нужным скрывать, что все спускает на выпивку. Он покупал бутылку за бутылкой, в то время как холодильник пустовал. Были дни, когда я питался лишь сухой вермишелью быстрого приготовления, кетчупом или замороженной картошкой фри. Я даже не мог ничего приготовить, потому что он мне запрещал.
Это все проясняет. Вот почему он занялся готовкой.
– Ого. Мне… мне…
Что? Жаль? Кажется, этого недостаточно. Потянувшись, кладу руку ему на спину. Он пожимает плечами, то ли пытаясь сбросить ее, то ли сделать вид, что все это пустяки.
Я провожу ладонью по его руке, переплетаю наши пальцы и утягиваю это единение к себе на колени. Коннор не смотрит на меня, но каким-то образом от прикосновения становится легче. Словно я даю ему знать, что рядом и поддерживаю его.
Он хочет выговориться, но в то же время показать, что родители больше ничего для него не значат. Он одновременно скрывает боль и жаждет ею поделиться.
– Знаю, я не могу обвинять его во всем, – произносит Коннор.
– Кого? – спрашиваю я, хоть ответ мне известен.
– Отца. Когда-нибудь я же смогу это пережить, верно? Послать все к черту и двигаться дальше. Оставить все плохое в прошлом и начать нормальную жизнь. Повзрослеть, купить дом в колониальном стиле с цветниками и красивыми лошадьми.
Ох, теперь все понятно. Делаю глубокий и медленный вдох, пытаясь собраться с мыслями и правильно подобрать слова.
Потому что иногда мне кажется, что он должен перешагнуть через прошлое. Он не может во всем винить отца. Коннору уже восемнадцать. Он достаточно взрослый, чтобы взять под контроль свою жизнь. Достаточно взрослый, чтобы создать что-то свое и забыть о человеке, который все испортил.
Но кто я такая, чтобы судить? Кто я такая, чтобы знать, каково это? Я даже представить себе не могу весь тот кошмар, через который он прошел из-за своего отца. Может, это и нормально – что воспоминания его преследуют. Может, он и должен помнить, бороться с тем, что произошло, а не тупо игнорировать.
– Наверное, – наконец отвечаю я. Ведь только это и остается – предполагать.
– Именно этого я хочу. Просто забыть и притвориться, что его не существует. Просто… стать кем-то другим. Усердно работать и двигаться вперед, а не жить так.
Я молча киваю. Иногда он делится со мной своими мыслями… а я просто не знаю, как реагировать. У меня другое прошлое. Хорошие машины, вечеринки на дни рождения, рождественские свитера, цветники с розами и большие телевизоры. Я не похожа на него.
– Когда же я перестану все портить. – Коннор по-прежнему на меня не смотрит. Он глядит в окно, словно решение всех его проблем находится где-то посреди зеленого поля перед машиной.
Какую-то минуту я сомневаюсь, правильно ли расслышала. Но потом он повторяет.