«И что же тут интересного?» – с раздражением подумал Грегорио. Здесь опять нечего расследовать. Все заключения уже сделаны. Картина преступления ясна. Отпечатки принадлежат младшему брату. Опять никакой интриги.

В дверь постучали. Зашла секретарша Виктория и спросила: «Отправляем на спецэкспертизу или как?»

Спецэкспертизу делали в сложных случаях, когда было неясно, кто убийца. Судя по описанию места преступления, в данном случае мог быть один подозреваемый – его и следовало заключить под стражу.

Грегорио взвесил дело на руке и опустил на стол.

– Нет, я думаю, здесь и так всё ясно. Обойдёмся без спецэкспертизы. Ничего нового она нам не даст.

Курсы приёмных родителей, на которые записались Хоакин и Магда, проводились в актовом зале банка «Сантандер», который предоставлял свои площади агентству по усыновлению. Лекции по возрастной психологии, педагогике и другим смежным дисциплинам читала вице-президент Коллегии психологов Сира Мартинес. Её звонкий голос прорезал аудиторию, а зоркий и цепкий взгляд сверлил слушателей насквозь. Вся она была колкой и цепкой, казалось, что её цель – не подготовить приёмных родителей, а, наоборот, выявить у них качества, которые могут помешать усыновлению в принципе. Сире больше нравилось смаковать проблемы, обсуждать ошибки и пути их решения. В ходе обсуждения она моделировала такие ситуации, что Хоакину казалось, что она испытывает их терпение, а её тайная цель – чтоб они вскочили и выбежали из аудитории, хлопнув дверью. Ситуации предполагали, что их спокойная, размеренная средиземноморская жизнь, в которой всё по расписанию – подъёмы, завтраки и обеды, поездки на работу и походы в гости, в одночасье превращается в кромешный ад, где главным становится несовершеннолетний (Сира почему-то всегда употребляла этот термин, старательно избегая слово «ребёнок»). Так вот, этот бездушный несовершеннолетний варвар начинает всё крушить и над всеми издеваться, переворачивая вверх тормашками их жизнь, их традиции, ломая их привычки и семейный уклад. Самое страшное, что с таким ожесточением предсказывала Сира, – неблагодарность, которую проявит этот «несовершеннолетний» бесцеремонно потребляя, требуя и портя всё, даже их с Магдой отношения.

В ходе работы они выполняли различные тесты на совместимость, претендующие выявить степень их самопожертвования и эмпатии; тесты были несуразными, обнаруживая их полнейшую несовместимость. Главное во всей этой подготовке состояло в принятии на себя нелепого условия, что именно они должны заботиться о счастье ребёнка, а не он сделает их счастливыми. Всё это подкреплялись многочисленными упражнениями, на которых выяснялись их долготерпение и мягкость. Постепенно Сире удалось втемяшить им в голову, что это будет не увлекательная прогулка, а тяжёлое, неприятное, крайне рискованное предприятие, дорогостоящее и неудобное, на которое они должны были решиться.

Временами Хоакин вообще не понимал, зачем он здесь, по какой такой причине в наше время, когда многие живут вообще без детей, он должен так страдать. Ему тут же вспоминалась картина, как они с Магдой ездили к его родителям под Саламанку, где регулярно собиралась вся его семья. Старший брат Висенте приезжал с женой Алисией и тремя дочерьми, младший Артуро – с женой Эстелой и двумя мальчиками. Дети возились в саду, играя с котом. Магда отстранённо и холодно смотрела на играющих племянников, на её лице улыбалось всё, кроме глаз. В саду, в тени олив, накрывали длинный стол. Его мать ставила овощной салат, отец раскладывал деревянные дощечки с хамоном Bellota [19] и сыром Manchego [20] , Pimientos de padr'on [21] и Papas arrugadas [22] , из погреба доставали вино. Алисия без задней мысли, естественно и буднично спрашивала Эстелу: «Третьего планируете?» Разлившаяся по столу неловкая пауза, сопровождаемая перекрёстными взглядами, заполнялась отвлечённым вопросом Висенте, искусственно обрывавшего скользкую тему: «Хоакин, расскажите нам, куда вы планируете поехать в этом году – Канкун, Пунта-Кана? Мы в июне едем на Лансароте», – но было поздно – зардевшиеся щеки Магды и бордовая краска то ли неловкости, то ли стыда уже проявлялась под её кожей. Ночью, когда они оставались наедине в своей комнате, неминуемо следовал нервный срыв. Сухая истерика, как он её называл, была ещё страшнее, чем влажная, когда через слёзы выходит то, что наболело и надорвало душу изнутри, а тут не выходит, слёзы остаются как бы внутри, в душе, и продолжают разъедать её…

Ради избавления от этих душных сцен он и терпел все эти курсы, тесты, все эти нелепые и бредовые задания, которые ему давала на занятиях Сира. Он уже не задавался вопросом, когда надо было рисовать разноцветные кружки и квадраты, ползать по лабиринту, отвечать спонтанно, с закрытыми глазами и вообще проходить всевозможные испытания, одно несуразнее другого. Ему было тридцать пять, Магде тридцать два, они уже привыкли жить вдвоём. Видимо, задачей Сиры было расколоть на части тот футляр эгоизма, в который они себя заключили. И у неё это получалось. Хоакин, как не восставало от этой мысли всё его естество, всё более и более соглашался с тем, что тот процесс, который они начинали, будет соответствовать исключительно интересам несовершеннолетнего, а их желание стать родителями продиктовано желанием обеспечить усыновлённому ребёнку семью. Он всё больше понимал, что на этом пути их ждут не радости, а напряжённая работа и ответственность. Но что больше всего раздражало его в этом процессе – та безоговорочная отрешённость, с какой все это воспринимала Магда: Сира потребовала у неё на время прохождения тестов и подготовительного процесса отказаться от дальнейших попыток ЭКО. Это было вызвано необходимостью сосредоточиться именно на усыновлении. Якобы ЭКО могло каким-то образом отвлечь от идеи именно стать усыновителями. Но Магда пошла дальше: отказавшись от попыток оплодотворения, она отстранилась и от сексуальной жизни вообще. Всё это накладывало отпечаток на отношения с Хоакином, в которых образовывался явный перекос. Чем больше они погружались в проект их совместного будущего, тем больший урон наносился их настоящему, их отношениям, их физической близости. Чем больше они говорили об усыновлении, как о способе, который заменял естественное деторождение, тем более происходило в их паре отмирание самого процесса, к деторождению приводящего.

Хоакин чувствовал, что он, сам того не желая, должен выбрать героический путь, в котором не останется ни капли эгоизма и индивидуальности; в обмен на своё собственное благополучие он должен будет раствориться в усыновлённом ребёнке, Магде и её непрекращающихся истериках, подчиняя всю свою жизнь такой непонятной и недостижимой цели, как чужое человеческое счастье.

Сира взяла пульт от кондиционера и нажала на несколько кнопок. Кондиционер ответил, махнув подкрылками воздуховода, и погнал ледяной воздух с отчётливым шумом. В аудитории было душно, Сира достала платок и вытерла капли пота со лба. Осторожно извлекла из папки фотографии и положила пачку на стол. Следующее задание: принятие внешности и медицинского диагноза усыновляемого ребёнка. С этими словами она разложила на столе веером фотокарточки детей.

– Это фотографии несовершеннолетних, усыновлённых нашими родителями, – сказала она.

Хоакин снова поморщился от этого термина, словно с ним говорил не психолог, а следователь.

– Вы видите эти фотографии? Мой вопрос: кого из этих детей вы предпочитаете?

Магда взглянула на фотографии и выбрала светлую голубоглазую девочку с аккуратным носиком и правильными чертами и, вопросительно взглянув на Хоакина (мол, ты не против, смотри, какая прелесть, какое маленькое чудо, ещё и с голубыми глазами, не правда ли?) Хоакин сморщил подбородок и мелко-мелко затрусил головой в знак согласия.

– Отлично, – сказала Сира, – в таком случае, вы непригодны быть усыновителями. Я не могу вас аттестовать.

Она обернулась к присутствовавшему здесь соцработнику Марии Тересе, которая должна была составить свою часть социально-психологического исследования семьи.

– Что я тебе говорила? Они все выбирают эту карточку. Они все непригодны. Они расисты и хотят красивых детей. И желательно девочек. Мальчиков усыновлять никто не хочет. Потому что с ними больше проблем. С девочкой они обеспечат внуков в своей семье, а с мальчиком внуки уйдут к другой бабушке. Они хотят гарантировать себе ещё и внуков, вот в чём дело.