И мальчик сжал кулаки, приготовившись к драке.

Мужчина не двинулся с места, как будто угроза Питера его не касалась.

– Зовут меня мистер Паунд. А в том, что ты сюда попал, я едва ли виноват. Всё это дело рук профессора!

– Кого-кого? – переспросил Питер.

Через луг к ним, хромая, приближался второй мужчина.

– Не слушай его, ни слова правды он не сказал, Питер. – Голос этого человека напоминал паутину и пах застарелыми пряниками. – Мистер Паунд любит поскромничать. Это, конечно, дело моих рук… Но не только.

– Кто вы? – спросил Питер требовательным тоном. – Откуда вы знаете моё имя?

Старик усмехнулся:

– Я профессор Кейк. Это мой остров. И твоё имя, Питер Нимбл, – это ещё не всё, что я знаю.

Питер проснулся от свиста чайника на плите. Он лежал в сплетённом из соломы гамаке, который тихонько покачивался на ветру. Мальчика вымыли, и его одежда была совершенно суха. Кто-то вынул золотые глаза из глазниц Питера и надел ему на голову новую повязку. Новой оказалась и одежда: лохмотья исчезли, и на их месте появились новые вещи, точно такие же, как старые, но из более прочной ткани и с ровными строчками. Питер высунул из гамака ногу и аккуратно нащупал пол, а затем встал и ощупью прошёлся по комнате, пытаясь понять, где оказался. Он стоял на открытом настиле, который, по-видимому, покоился между двух веток гигантского дерева. Разбудивший его чайник кипел на чугунной плите, тихо постанывающей в углу. Питер не мог сказать, сколько проспал; воздух пах ночью, но кожу мальчика как будто гладили мягкие лучи.

– Это луна, – объяснил профессор Кейк, ковыляя вниз по деревянной лестнице. – В этой части света она висит несколько ниже.

Питер повернул лицо к небу. Он всегда чувствовал лунный свет, но так сильно – никогда. Сейчас он едва ли не ощущал вкус луны, сияющей сквозь балдахин из листьев.

Старик снял чайник с огня и принялся готовить чай.

– Ты был очень усталым. Проспал целый день.

Питер почувствовал, как окаменели его суставы. Такое с ним случалось невообразимо редко – только после долгого восстанавливающего сна.

– Я не хотел вас утруждать, – сказал он.

Старик фыркнул и отмахнулся от извинений.

– Не могу тебя ни в чём винить, малыш. Когда небеса так близко, солнца становится слишком много. Я и сам предпочитаю ночи: мир приобретает дополнительные измерения, когда его укрывает тень.

Питер тени никогда не видел, но, кажется, понимал, что имеет в виду профессор: не раз за свою жизнь ему приходилось размышлять о тайном счастье бодрствования, когда весь город спит.

Профессор подвёл Питера к пыльному креслу с подголовником и дал ему кружку чая с травами и пряностями. Мальчик сел и попытался при помощи осязания, слуха и обоняния извлечь всю возможную информацию о своём благодетеле. Профессор Кейк был сгорбленным старичком, и голос его был таким же шишковатым, как костяшки на руках. Шаркающие шаги перемежались пунктирным стуком трости, сделанной из страусиного позвоночника. Не первой свежести костюм скрывали слои нескольких пальто, и мальчишка слышал, как где-то в глубине тихонько тикали маленькие карманные часы. Запах, исходящий от мужчины, напомнил Питеру о золотых глазах, и он забеспокоился, что же с ними стало.

– Они на полу, возле твоих ног, – сказал профессор, опускаясь в кресло. – По моей просьбе мистер Паунд сегодня утром выловил шкатулку из озера. Петли теперь немного скрипят, но в целом ничего страшного не произошло.

Питер наклонился и нащупал шкатулку, ждавшую его на полу. Он диву давался, как этот странный человек слышал все его мысли, прямо как галантерейщик.

– Да уж хотелось бы надеяться, что не хуже, – хохотнул профессор. – В конце концов, это ведь я научил его читать мысли! Мистер Паунд – мой ученик. Я дал ему поручение доставить глаза тебе. Прими мои извинения за весь тот фарс с торговлей на улице, но мне необходимо было убедиться, что ты именно тот мальчишка, которого я ищу.

– То есть это был такой тест? – уточнил Питер.

– «Тест» – это что-то из школы. – Профессор, содрогнулся. – Но должен сказать, ты с честью сдал этот экзамен. Замечу, что некоторые замки на карете были очень коварными, учёные над ними бились целыми столетиями. Как приятно, что твой талант оказался впору.

Питер был в сметении.

– То есть вы хотели, чтобы я украл глаза?

– Ну конечно, мальчик мой! Я создал их специально для тебя… И, прошу заметить, не без усилий.

Специально для него. Питер поставил коробку на колени, открыл её и пробежался пальцами по содержимому.

– Три пары: золотые, ониксовые и изумрудные. – В голосе старика послышалась горделивая нотка. – Надеюсь, ты не против, что я взял на себя смелость вынуть золотые из твоих глазниц, пока ты спал. Не могли же мы рисковать, вдруг ты от нас сбежал бы, правда?

Питер всё ещё ничего не понимал.

– Профессор, мне кажется, эти глаза не работают. Я вставил себе золотые, но так ничего и не увидел. – Питер потрогал рукой повязку на голове, представляя, что было бы, если бы она ему больше никогда не понадобилась.

– Нет уж, извини, они прекрасно сработали. Осмелюсь признаться, они – единственная причина, по которой ты в данный момент сидишь рядом со мной. – На лице мальчика профессор прочёл замешательство. – Питер, это не обычные глаза. Это глаза волшебные.

От этого слова по спине Питера побежали мурашки.

– Что же это значит? – спросил он.

– Разумеется, только то, что они способны творить чудеса. Золотые глаза, например, моментально перенесли тебя в место, которое видели последним: на мой остров. Вот так хитро я придумал доставить тебя сюда.