«Кто-то собирает осколки…», новый шёпот заставил Вадима вздрогнуть и вызвал внутри яростное раздражение, а следом неуправляемый взрыв злости. Он резко вскочил на ноги и со всей силы ударил кулаком в ближайшее стекло, пытаясь выплеснуть наружу всю свою ярость, которая копилась в нём последнее время. Он слишком долго сдерживал её, пытался контролировать, больше молчать и по возможности держать её глубоко в себе. Но эта комната, эти стекла и зеркала, и особенно этот шёпот окончательно и бесповоротно уничтожили все сдерживающие барьеры, все границы его собственной дозволенности, все запреты. Он сильнее всего этого. Он сильнее всех! Стекло вздрогнуло под костяшками пальцев Вадима и завибрировало. Вадим медленно поднял вверх голову, и только секунды не хватило ему, чтобы отшатнуться назад, как со звоном огромное стекло, начинавшееся где-то у потолка, рухнуло вниз, погребая его, Вадима, под собой. Он только и успел пригнуться к полу и закрыть голову руками. «Нет». Последнее, что мелькнуло в его голове. Его обдало жаром, невыносимым жаром, словно рядом в его сторону полыхнуло пламя огромного костра. Вадим сильно зажмурился и сжал зубы, на секунду задержав дыхание.

«Кто-то собирает осколки…» Вадим выдохнул, открыл глаза и упал на колени, упираясь руками в пол. Сам он и всё вокруг него должно было быть покрыто битыми стёклами, но их не было. Повсюду, разносимый ледяным ветром с улицы по полу, еле слышно шуршал песок. Вадим тряхнул головой, и мелкие песчинки с его русых волос посыпались на лицо и руки.

«Ты больше всех получил…», тема шёпота сменилась, и Вадим, придя в себя от глотка свежего морозного воздуха, внимательно осматривал пол и углы комнаты. «Больше всех получил…», настойчиво продолжал голос.

«Тебя одного тому хватит, кто силу собирает…» Совсем рядом под старым громоздким шкафом что-то блеснуло, что не ускользнуло от внимания Вадима. Он медленно встал, и, пошатываясь на скрипучем песке, и ёжась от холода, направился в сторону отблеска.

Вадим нагнулся и заглянул под шкаф под всё по-прежнему не умолкающий шёпот. «Тебя одного хватит…» Но Вадим уже больше ничего и никого не слышал. Он нашёл нечто, чего уж точно не ожидал увидеть в комнате, где после обрушения, стёкла стали песком – крупный осколок старого пыльного потемневшего от времени зеркала. Зеркало! Вадим с нетерпением стал тереть поверхность рукой, надеясь найти ответы на свои вопросы там, внутри, в отражении. «Береги в себе себя…» Последнее, что услышал Вадим, перед тем, как отразился в найденном осколке. Вернее, он должен был отразиться, но отразился кто-то другой. Там, внутри зеркала, возник незнакомый Вадиму высокий тёмноволосый кареглазый парень, он стоял во весь рост по ту сторону осколка зеркала, смотрел исподлобья, хищно сощурив глаза, странно склонив голову на бок. Резкий бросок и рука незнакомого парня вырвалась наружу из осколка, крепко перехватив шею Вадима ледяными пальцами.

– Отдай! – раздавался голос человека из зеркала, всё сильнее и яростнее сжимавшего горло Вадима. – Отдай!

Вадим отшатнулся назад, ударившись головой о массивный старый шкаф. Он пытался отбросить осколок в сторону вместе с рукой и незнакомцем, но не выходило. Его собственные руки не слушались, они, словно повиновались тому, из зеркала, намертво вцепившись в острые края осколка, вдавливая его в ладони и разрезая их, словно помогали тому, а не Вадиму.

– Отдай! – закричал незнакомец, продолжая душить Вадима, тот хрипел, пытался вырваться, вывернуть шею в сторону. – Верни мне моё!

Вадиму нечем стало дышать, он дёргался в разные стороны, пытался освободиться, пытался вдохнуть. Реальность разрушалась, как то самое окно, разбитое им только что, откуда порывами холодного ветра заносило в комнату крупные хлопья снега. Там спасительный воздух, но к нему не пробраться, к нему не вырваться. Реальность осыпалась чёрными точками перед глазами и расплывающимися красками, хрипами, рвущимися из лёгких наружу.

– Ты взял то, что нужно мне! – продолжал вопить тот, кто так старательно сейчас хотел расправиться с Вадимом одной рукой, тот, кто был сильнее – сильнее его, Вадима. – Я сам заберу! Я заберу у тебя всё: и моё, и твоё! Мне нужнее! Сейчас! Отдай!

Чужие холодные пальцы пробирались выше по шее Вадима, к лицу, к губам, пытались закрыть ему глаза, лезли в рот, обдирая всё внутри и прорываясь куда-то глубже внутрь. Вадим пытался вдохнуть, но не получалось, хоть как-то зацепиться за ускользающую реальность, за холод вокруг, за боль в груди, словно кто-то вдавливал его в пространство, за голос, за крик – душераздирающий крик Алисы.

– Нет! Вадим, не умирай, пожалуйста! Только не ты! Ты должен дышать! Дыши!

Воздух всё же ворвался в его лёгкие. Глубокий вдох, но не его собственный. Очень больно там, в груди, и хочется прекратить, остановить это болезненное дыхание, но что-то снова и снова вгоняет в его легкие воздух и выгоняет, давит на грудь, ломая рёбра. Как же больно. Он и сам сможет. Он сможет всё. Ещё вдох, но уже его собственный. Он с силой отбрасывает осколок от себя, тот падает рядом на пол, но не разлетается на части, оставаясь целым и невредимым. Незнакомец там, внутри громко смеётся, надменно подняв вверх голову.

– Ты отдашь мне моё! Скоро! Я рядом! Я всегда рядом! Всегда!

Отражение продолжало громко смеяться, и Вадим замахнулся ногой, чтобы раздавить его и остановить разрушающий его сознание голос. Сильный, резкий запах заставил его зажмуриться и, закрыв лицо рукой, отшатнуться назад. Открыл глаза, и яркий слепящий свет заставил Вадима, прогнуться, закрываясь от невыносимо давящего на глаза освещения руками, издал звук похожий на стон, хрип или попытку кричать. Но светло было не долго. Вадим вновь и вновь проваливался в темноту и возвращался обратно. Сознание играло с ним в странные необъяснимые игры. Ему было холодно, а холод – это одиночество, отчаяние, смерть. Он умирать не хотел, цеплялся за голоса вокруг и за лица, вырываясь из темноты туда, где его называли по имени, где Алиса прикладывала к его голове что-то холодное, приносящее облегчение и покой, утягивая обратно в непроглядную тьму. Он тянулся к Алисе руками, сам, первый раз в жизни безумно хотел дотронуться до другого, вцепиться в неё руками, чтобы видеть её глаза, слышать голос, чувствовать тепло, чтобы и она держала его и не позволяла погружаться в бессознательное. Но не получалось. Пальцы соскальзывали, и не было сил, чтобы просто их сжать. Вадим хотел чувствовать – чувствовать себя живым в здесь и сейчас. Ещё совсем недавно, он даже не задумывался над этим. Не задумывался о чувствах ни о своих, ни о чужих, считал всё это глупостью и пустым. Но пустое, оказалось по ту сторону сознания, в темноте, в небытие, откуда он снова и снова стремительно вырывался на голос Алисы. Она не плакала и больше не кричала, нет. Она звала его по имени, тихо и спокойно, и гладила по волосам. Она дотрагивалась до него, но эти прикосновения не вызывали прежнего отвращения и желания немедленно оттолкнуть, отшатнуться, закрыться ото всех и вся. Вовсе нет. Сейчас он и сам хотел этого касания, хотел тепла и света, вместо расплывающихся перед глазами картинок. Прояснилось всё постепенно. Дыхание стало равномерным, а сердце билось гулко. Звуки вернулись и запахи, и цвета. Медленно открыл глаза, поморгал пару раз, и увидел над собой уставшие глаза доктора Грига.

– Молодец, Вадим, молодец, – с облегчением выдохнул Григ, присаживаясь рядом с Вадимом, проводя рукой парню по волосам. – Ты справился. Напугал ты нас. Как же ты нас всех напугал. Дыши только. Дыши.

Дышать было немного больно, но всё же получалось, что для Вадима было сейчас самым важным. Более или менее придя в себя, понял, что находится в кабинете Фрея. Всё в голове Вадима окончательно перепуталось: город, набережная, нападение неизвестных в балаклавах, странная комната с ещё более странным осколком и тот, кто просил отдать что-то, о чём Вадим уж точно не знал. И холодно. В кабинете было невыносимо холодно. Вадиму с большим трудом при помощи Фрея удалось сесть. Вадим осмотрелся и понял, откуда тянет ледяным воздухом. Все окна в комнате были распахнуты настежь, впуская внутрь холодный ветер и мелкие снежинки. Рядом со столом Фрея сидел Артём, кажется, он был ещё бледнее, чем в том доме, где они совсем недавно нашли Кирилла. Артём с нескрываемой злостью настойчиво монотонно тарабанил по столу кулаком в чёрной перчатке, глядя в никуда, в пустоту.