— Используйте заклинание связи с кровью! — велел Панакси. — Заставьте его сердце снова биться!

— Я не могу, — ответил Осья-фест. — Мне придется связать его сердце своим, а я слишком стар.

— Вы боитесь!

— Конечно, я боюсь, дурень. Если я сейчас умру, консервирующее заклинание прекратит действовать.

Шелла наконец подала голос.

— Тогда я это сделаю. Покажите мне как!

— Ты не сумеешь, — натужно ответил. — Ты… мало тренировалась. Я не могу… сказать твоему отцу, что… что я…

Послышался звук падения — где-то рядом со мной.

— Мастер Осья-фест? — окликнула Шелла.

— Старый дурак грохнулся в обморок, — сказал Панакси. — Не смог поддерживать заклинание.

«Ну, просто отлично, — подумал я. — Вокруг толпа магов, и никто не может меня спасти».

Теперь кто-то плакал. Для меня это было как звук дождевых капель, падающих в глубокий колодец. А где ж умиротворяющая музыка, обещанная старейшинами? Где голоса, славящие мое имя?

Я услышал «топ-топ». По песку шел кто-то в тяжелых ботинках, и шаги приближались ко мне.

— С дороги, идиоты! — рявкнул женский голос.

Она произнесла последнее слово как «идьёты». У нее был странный смешной акцент, совсем не похожий на произношение джен-теп.

— Держитесь подальше, вы все. Иначе заработаете такую чесотку, что неделю будете соскребать кожу с костей!

На меня упало что-то легкое и пушистое. Интересно, это похоже на снег? Сперва я ощутил покалывание, потом жжение, а потом кожа стала чесаться — да так, что я чуть не рехнулся.

— Прости, малыш, — сказала женщина у меня над ухом. — Приятного будет мало.

Теперь начали зудеть глаза, и зрение на миг прояснилось. Я рассмотрел женщину, стоявшую на коленях рядом со мной. Лицо — в общем, красивое, но слишком уж угловатое, с острыми чертами. Оно было обрамлено длинными рыжими волосами с единственной седой прядью, выбивавшейся из-под шляпы, какие носят жители приграничья. Я видел такие у дароменских пастухов, перегонявших стада скота к границе своей территории. В последние годы в землях джен-теп встречается не так уж много дароменов. Эта была одета в грязноватую белую рубаху под черной короткой курткой. Изо рта торчала соломинка с мерцающим красным огоньком на конце, испускающая клубы серого дыма. Курительная соломинка? Разве можно курить рядом с больным человеком? И, боги, почему не прекращается эта чесотка?!

Послышалась какая-то возня, а потом раздался голос Шеллы:

— Кто ты? Убери от него эту штуку. Он…

— Отстань, деточка. — Женщина легко оттолкнула сестру и вновь обратила взгляд на меня. — Этот зуд вызывает порошок, который может свести тебя с ума. А после идиотского заклинания старикана ты имел все шансы стать парализованным дурачком.

И, немного подумав, прибавила:

— Хотя, конечно, все джен-теп и так малость стукнутые на голову.

— Ему нужна настоящая магия, а не эта глупая дикарская медицина, — гнула свое Шелла.

— Настоящая магия! — Женщина фыркнула. — Знаю, малыш, это неприятно. В утешение скажу: дальше будет только хуже.

Что-то ударило в грудь. Словно какой-то молот, вколачивающий меня в землю. Руки женщины были сжаты в кулаки. Они взметнулись в воздух, а потом снова обрушились на меня.

— Прекрати! — взвизгнула Шелла. — Ты его убиваешь!

«Сестренка, что касается убийства — ты об этом уже позаботилась».

С другой стороны, если так будет продолжаться, я стану не просто трупом, а трупом в синяках. Может, из этого удастся соорудить историю, которая понравится предкам, и они из жалости пропустят меня через врата. «Великие боги, я лежал на земле, а безумная женщина барабанила кулаками, выбивая из меня дух».

— Если не прекратишь, я сотворю заклинание пут! — пригрозила Шелла.

— Девочка, ты начинаешь меня утомлять. — Женщина ударила меня по груди в третий раз, в четвертый. А потом наклонилась, и я ощутил на губах что-то мягкое и влажное. Ощущение было странным. И приятным. Она что, меня целует? У богов странное чувство юмора.

Видать, богам не понравилось, что я над ними потешаюсь, ибо поцелуй прервался, а удары возобновились. Но было уже не так больно, как раньше, и зуд тоже прошел. На самом деле я не чувствовал ничего.

Ну вот… все-таки я умираю.

Старейшины говорят: когда твое время в Серой Пустоши закончится, послышатся три раската грома, призывающие на суд. Что ж, гром я услышал.

Первый раскат больше напоминал треск, а потом острая боль пронзила мой левый бок. Сломалось ребро.

Гром прогремел снова. На сей раз это был громкий гул где-то внутри меня. Сердце шелохнулось — и раздался его первый удар.

«Я жив! — понял я, когда в груди застучало. — Я дышу!»

Глупость, конечно, но в следующий миг я задумался: что бы такое сказать, когда я встану на ноги. Требовалось нечто смелое и умное… А потом я услышал гром в третий раз. Рев был таким громким, что, казалось, весь мир разваливается на части, и все полетит кувырком.