Грустная гримаса на его лице только усиливает боль. Его взгляд застывает, а улыбка сходит с губ. Он закрывает дверь с моей стороны, и до самого кафе мы едем молча. Мы делаем наш стандартный заказ: всё ещё тёплые вишнёво-миндальные галеты, кофе для него и чай для меня. Прекрасный восход украшает собой вид из окна, у которого мы садимся.

— Всё ещё доволен тем, что выбрал педиатрию? — прерываю я неловкое молчание.

Он делает глоток горячего кофе.

— Полностью доволен. Лечащие врачи, с которыми я работаю, замечательные люди. Ты слышишь все эти ужасы насчёт первого года в аспирантуре, но я уже чувствую, будто являюсь частью команды. Конечно, многому нужно научиться, но мне нравится это. Там не плачут дети целыми днями или что-то подобное. У меня могло быть и по десять тяжелых пациентов, но тот, с кем я могу установить связь, чьё доверие я могу заслужить... всё другое исчезает по сравнению с этим.

Конечно же, я люблю Лотнера. Если бы он уже не украл моё сердце, замкнул его, а ключ выкинул, то эти слова сделали бы своё дело. Я либо ужасно амбициозна, либо абсолютно тупая, что ухожу от него.

Я улыбаюсь.

— Я могу слушать, как ты говоришь подобные вещи, весь день.

Он смотрит на свои часы.

— Я бы не хотел ничего больше, чем провести весь день с тобой, но...

Я доедаю последний кусочек выпечки, беру сумочку и чай.

— Но тебе нужно позаботиться о детях, которые нуждаются в тебе.

Поднявшись со своего места, он прижимает меня к себе, мы выходим из кафе и направляемся к «ФоРаннеру».

После того, как Лотнер отвозит меня обратно к себе в квартиру и даёт мне ключи, он целует меня напоследок так, что я чувствую его весь остаток дня на своих губах.

Я звоню Элизабет. После полученного от них сообщения прошлой ночью, я знаю, что они доехали домой, и она умирает от любопытства и хочет поговорить. Чуть позже, в час дня, она заезжает за мной, и мы едем на ланч. Она старше моего отца на десять лет, но очень классный человек с широким кругозором. На пути в ресторан мы быстренько обсуждаем то, как обстояли дела дома и как вёл себя Сворли, пока хозяев не было. Но, когда мы садимся и берём в руки меню, у Элизабет только одна тема, на которую она хочет говорить.

— Выкладывай всё, юная леди.

Я улыбаюсь и невозмутимо пожимаю плечами, притворяясь, что читаю меню.

— Выкладывать что?

Она хватает меню и отбрасывает его в сторону.

— Этот «друг», у которого ты остановилась, это парень, я предполагаю?

— Да, парень занимающийся бассейнами.

Она наклоняет голову вбок и прищуривается. Я больше не могу всё держать в себе. История действительно замечательная, только вот концовка всё ещё не дописана, но я уже знаю, какой она будет. Я рассказываю ей всё. Ну, почти всё. К тому времени, как я заканчиваю свой рассказ, Элизабет сидит в шоке.

— Сидни Энн Монтгомери, пожалуйста, скажи, что ты собираешься выйти замуж за этого парня.

Я больше не могу смотреть ей в глаза и начинаю нервно теребить пряди волос.

— Я уезжаю в Париж через несколько дней.

— Даже так. Но не выглядит так, что ты переезжаешь туда.

— Да, я собираюсь заниматься хаусситтингом ещё год, из-за чего мне придётся путешествовать где-то каждый месяц, а затем я пойду в магистратуру следующей осенью. Лотнер просто...

Элизабет отставляет тарелку в сторону и кладёт руки на стол, наклоняясь ко мне.

— Просто что?

Качая головой, я вожу пальцем по узору на скатерти.

— Нужный парень, подвернувшийся в неправильное время.

— Поэтому ты просто собираешься уехать. Сбегаешь, просто потому, что не наступило идеальное время?

Я резко поднимаю на неё глаза.

— Идеальное? Оно даже и близко не идеальное. Мне двадцать три года, и я вероятно не закончу учёбу и не получу свою настоящую первую работу, пока мне не стукнет почти тридцать. Аспирантура Лотнера закончится через три года, и он будет готов для женитьбы, детей... для настоящей жизни, а не для отношений на расстоянии со студенткой. Скорее всего, он станет практикующим врачом, и когда я окончу учёбу, к чему это меня приведёт? Буду искать работу здесь? Ты знаешь, как сложно будет найти работу своей мечты, если я готова податься куда угодно, но мне придётся ограничить себя пятьюдесятью милями? Так никогда ничего не выйдет. В конце концов, кто-то из нас начнёт злиться. Это просто не... так не выйдет.

— Действительно ли эта работа, из-за которой ты собираешься вернуться на учёбу, является твоей настоящей мечтой? — тон Элизабет мягкий, нерешительный, даже сочувствующий.

— Мне нравится искусство. И стать куратором в крупном музее или галерее, будет отличной возможностью... работой мечты.

— Твоей работой мечты?

— Конечно же, моей. Зачем бы я проходила через всё это, собирала бы деньги на магистратуру, а затем шла бы на эту изнурительную учёбу и долгие часы в университете?

Она стучит пальцем по подбородку.

— Я не уверена. Но ты моя племянница, и я люблю тебя, как дочь, поэтому твоё счастье важно для меня. Иногда мы находим его в самых неожиданных местах. Но я просто смотреть не могу на то, как ты проходишь мимо такого. Работа позволяет нам оплатить счета и чувствовать завершённость в жизни, но работа не приносит тебе любви и комфорта. Работа не отвезёт тебя на пляж, не подарит цветы и выпечку. Она не будет обнимать тебя ночью и заставлять чувствовать себя красивой.