– Когда будешь готов, Безприм.

– А если я никогда не буду готов? Я не хочу служить Господу монахом. Мне нравиться пить вино, любоваться женщинами и…

– Значит, ты не принесёшь эти обеты, – сказал Ламберт, отодвигая от себя пищу, – Безприм, ты младше меня на пятнадцать лет и я не хочу говорить с тобой, словно ты мой сын, но я был на твоём месте. Мой отец, твой дед, хотел, чтобы я выбрал служение Богу, и я сделал это. Правильно ли я поступил? Не знаю, но я должен служить Господу и быть примером другим.

Безприм посмотрел на дядю с интересом. Епископ Ламберт был не похож на отца. Он был каким-то очень медленным. Казалось, епископ обдумывает каждое слово, прежде чем сказать его.

– Мой отец хочет унизить меня. Знаешь, что он удумал? Он отправляет меня ползать в ногах у князя Ярослава, выпрашивая отпустить сестру. Для этого ты, дядя, подошёл бы куда лучше. Отец любит Мечеслава, радуется каждой его победе, хотя это просто везение. Раньше таких людей называли любимцами богов.

– Это я попросил твоего отца отправить тебя в Киев.

– А, ну спаси тебя Господь, дядя. Ты, верно, спишь и видишь меня одетым в черные одежды! Мне не любо это. В душе я воин, но мне нет удачи. Нет! От этого я страдаю.

– Если нет удачи, добивайся успеха. Вот представь, завтра твой отец умирает. Кто станет его наследником? Сначала его земли поделят между всеми его сыновьями. Так происходит всегда. Я расскажу тебе, как это было после смерти твоего деда, хотя ты и так это знаешь. Твой отец за несколько лет с лисьей хитростью прогнал всех своих братьев и стал единовластным правителем. Нет, он не одолел их всех в битвах – он перехитрил их.

Ламберт взглянул на Безприма и увидел, что тот слушает его с интересом.

– Знаешь, на кого ты похож? На моего брата Мечеслава. Его звали Мечеслав Молодой, – задумчиво произнёс епископ Ламберт. – У вас одно лицо. После смерти старого князя Мечеслава все думали, что земли объединит именно мой брат Мечеслав Молодой. Он был храбрым воином, его любил мой отец. Но в первую же неделю после его смерти Мечеслав Молодой покинул свои земли, так как опасался, что на него нападут соседи, бывшие в сговоре с твоим отцом. Не помогла и Dagome iudex, грамота, составленная отцом перед смертью. Старый князь Мечеслав опасался, что твой отец прогонит своих братьев, и передал свои земли в ленное владение папе Римскому. Может, он хотел стать королём и избежать раздела земель. Мечеслав Молодой был воином не хуже твоего отца, и ежели они сошлись бы в поединке, ещё неизвестно, кто стал бы правителем полян. Да и рать у Мечеслава была больше, чем у твоего родителя. Мечеслав Молодой вскорости почил, оставленный своими людьми. Одни говорят, что он бросился на свой меч, а другие говорят, что его убили подосланные твоим отцом люди. Та же судьба ждала бы и меня, не будь я монахом.

– Я не хочу быть монахом.

– Так стань хитрецом. Езжай в Киев, познакомься с Ярославом, договорись с ним. Верни супругу Святополку. Настанет день, и ты будешь впереди своих братьев. Мой отец тоже не любил меня – в этом наши судьбы похожи. Поверь мне, меч и победы не делают князя князем, как и любовь или нелюбовь родителя. Сильный духом берет своё и в каждом поражении видит победу.

Безприм пододвинул к себе тарелку постной пищи и начал есть. Слова обычно молчаливого дяди произвели на него впечатление. Может, и прав епископ – далеко не всегда меч делает правителя удачным. Впрочем, отсутствие за столом хмельного сильно вредило Безприму. Как было бы здорово, сев возле очага и потягивая медок или вино, вести долгую беседу с дядей, к которому княжич уже проникся симпатией.

Пан Бржетислав точно подружился бы с епископом Ламбертом, подумал сразу Безприм. Настанет время, и я их познакомлю.

– Дядя, а ты не будешь вынуждать меня принять монашеские обеты?

– Нет, не буду. Ежели сам решишь, то принимай, но неволить в таком нельзя.

Бежали дни, таял снег, а князь Болеслав всё не встречался со своим зятем. Святополк устал от этого. Каждодневные ожидания изводили его и погружали в тоску. Временами князь думал вскочить на коня и направиться прямиком к самому кайзеру Римской Империи. Лишь понимая, что кайзеру Генриху сейчас нет никакого дела до того, кто сидит в Киеве, он оставался в Гнёзно.

Пан Заглоба старался быть любезным хозяином, но Святополк понимал, что сильно злоупотребляет дружбой этого человека.

– Не знаю, почему князь Болеслав не желает меня видеть, – как-то раз начал разговор за столом князь Святополк, – у меня в Киеве осталось немало друзей, они могут пойти за мной. Ярослав не сможет повести их к победам. Хромой мой братец скорее годится для служения книжного, чем ратного, а русичи – народ воинов.

Пан Заглоба тяжело вздохнул и, переглянувшись со своим братом паном Загребой, делившим с ними трапезу, неспешно ответил:

– Вот ты, князь Святополк, говоришь, что Ярослав будет плохим князем для Руси, но каким он будет князем для Польши? Понимаешь, о чём я толкую? Князь Болеслав, верно, присматривается сейчас к Ярославу. Сказывают, что сына туда к нему отправил, дабы супругу твою воротить обратно. Вернётся княгиня Владислава – тогда он тебя и позовёт к себе. И ты не сочти, пожалуйста, за дерзость, но когда окажешься пред Болеславом, то упомяни и о нас.

Святополк внимательно посмотрел на Заглобу. Князь понял, что пан боится, что средства, потраченные на содержание князя, пойдут в никуда.