— Мама!

Ее брови нахмурились. — Но где я могу поставить стог сена?

Почему она использовала такой ребяческий способ травить меня, я не могла понять. — Почему бы не в овраге? — спросила я с раздражением. — Там будет сухо после того, как вы отведете ручей в сторону. Вы будете известны как владелец единственного стога сена в Новой Англии.

Она сразу просияла. — Вот именно! Какая умная девочка.

— И что произойдет после того, как вы отправите его в стог сена?

— Ну, я полагаю, что я просто буду держать его там.

— Вы пытаетесь отгадать! — выпалила я. (Я наконец-то поймала ее в ловушку!) — Разве вы не знаете?

— Я знаю только то, что произойдет в течение следующих шести месяцев - до полуночи, 3 июня 1977 года. Что касается того, что произойдет после этого, я не могу делать никаких прогнозов.

— Вы подразумеваете, что не будете знать.

— Не могу. Моя отставка не случайна.

Я недоверчиво посмотрела на нее. — Я не понимаю. Вы имеете в виду ... эта способность ... она оставит вас ... вот так? Я щелкнула пальцами.

—Точно.

— Но разве вы не можете остановить это? Разве ваш психиатр не может сделать что-нибудь?

— Никто ничего не может сделать для меня, даже если бы я этого хотела. И я не хочу знать, что произойдет после полуночи, 3 июня.

Обеспокоенными глазами я изучила ее лицо.

В этот момент, как будто бы она запланировала его, начали звенеть часы, напоминая мне о нашем неписаном соглашении не обсуждать ее странный дар.

Ответ был получен только через шесть месяцев. На данный момент пусть будет, как будет.

Эпилог к нашему небольшому разговору был таким:

Пару месяцев спустя, после того, как я вернулась в школу в Цюрихе, мой друг написал мне следующее. Что (1) русло ручья отведено от порогов; (2) чуть ниже балкона теперь сухая лощина, содержащая десять футов свежего сена; (3) сено оснащено электронными схемами, чтобы поднять тревогу в доме, если кто-либо пойдет около него; (4), кизилы срублены; (5) на их месте расположена небольшая посадочная площадка; (6) и на этой площадке находится вертолет скорой помощи, нанятый из Нью-Йоркской больницы, вместе с пилотом и интерном.

— Старость, — писал мой друг, — в некоторых случаях развивается рано. Вам следует вернуться домой. А я развлекалась в школе. Я не хотела возвращаться домой. В любом случае, если мать теряла рассудок, никто не мог ничего сделать. Кроме того, я не хотела отказываться от своих планов на лето в Италии.

Месяц спустя, в начале мая, мой друг написал снова.

Похоже, что сигнализация сена сработала в одну из ночей, за две недели до этого, и мать и слуги поспешили вниз, чтобы найти окровавленного одноглазого человека, ползущего по гравийному берегу лощины. В одной руке он сжимал старый пистолет. Согласно сообщениям, мать велела доставить его в Нью-Йоркскую больницу на вертолете, где он был до сих пор. Он должен быть выписан 6 мая. На следующий день, по моим подсчетам.

Также были некоторые подробности о том, как мать отремонтировала спальни в доме. Я знала эти спальни. Они примыкали друг к другу.

Еще до того, как я закончила читать письмо, я поняла, что ничего не произошло с умом матери, да никогда и не было. Эта ведьма предвидела все это.

Суть дела, которое, очевидно, не имело значения для всех, кроме меня и матери, состояла в том, что мать, наконец-то, влюбилась.

Это было серьезно.

Я отменила оставшуюся часть семестра и итальянский тур и поспешила на первый самолет домой. Я никому не говорила, что еду.

Итак, когда я оплатила за такси у сторожки возле ворот, я смогла пройти без предупреждения и невидимой по краю поместья, а затем срезать через лесок к лощине и дому прямо сзади него.

Первое, что я увидела, выйдя из-за деревьев вдоль берега лощины, был знаменитый, ожидаемый стог сена. Он был занят – там кто-то был.

Солнце светило, но было начало мая, и было не особенно тепло. Тем не менее, на матери были одеты одни из тех новых коротких трусов, которые ... ну, вы понимаете. Я думаю, стога сена генерируют много тепла. Самовозгорание.

Мать смотрела в сторону от меня, затрудняя обзор его хорошего глаза. Я не издавала ни звука, но внезапно осознала тот факт, что она ждала меня и знала, что я была там.

Она обернулась, села и улыбнулась мне. — Привет! Добро пожаловать домой! О, извините меня, это - наш хороший друг, доктор... ах... Браун. Джон Браун. Называйте его просто Джонни. Она вытащила щепотку сена из своих волос и усмехнулась на «Джонни».

Я в свою очередь уставилась на них обоих. Доктор Браун приподнялся на одном локте и пристально посмотрел на меня так дружелюбно, как позволила ему черная повязка на его правом глазу. — Привет, дорогая, — сказал он серьезно.