— Хоть бы на полкилометра видно было, — вздохнул я.

— Мало, — возразил Титарь. — Пехота вмялась в оборону противника, как пальцы в тесто. Одна рота впереди, другая — сзади. Вот и попробуй разобраться, где свои, где чужие…

— Уточняйте установки для стрельбы, в такую погоду они быстро меняются, — посоветовал я. — Выдвигайте передовых наблюдателей, пусть сами находят цели и подавляют их. Командарм, видимо, введет в бой вторые эшелоны. Утром опять с артподготовки начнем.

Из 5-й минометной бригады я поехал к командиру 2-й артиллерийской дивизии полковнику Седашу. Константин Афанасьевич тоже не сказал мне ничего утешительного. Все его командиры бригад докладывали о незначительном продвижении пехоты и плохой видимости. С наступлением темноты нам пришлось, выполняя приказание Дегтярева, выставить для стрельбы прямой наводкой легкую артбригаду этой дивизии и часть тяжелых орудий. Легкой бригадой командовал полковник М. 3. Браво-Животовский, он быстро справился с поставленной ему задачей.

Лучше обстояли боевые дела южнее Новгорода, где группа генерала Свиклина в ночь на 14 января под завывание вьюги форсировала по льду озеро Ильмень и захватила плацдарм на его западном берегу. К исходу дня этот плацдарм был расширен до четырех-пяти километров по фронту и на столько же в глубину.

Были получены по ВЧ весточки с Ленинградского фронта: 2-я ударная армия перешла в наступление с приморского плацдарма в направлении на Ропшу. За день она вклинилась в оборону противника на два-три километра. Значит, и у ленинградцев наступление тоже пока шло туго. Взломать сильно укрепленную, долговременную оборону противника было одинаково нелегко войскам обоих фронтов.

Ночью части и подразделения приводили себя в порядок, закрепляли захваченные рубежи, готовились к новым атакам.

На переднем крае солдаты поочередно отдыхали по два-три часа. В захваченных блиндажах и убежищах было неплохо: метель здесь не достанет, а в груде человеческих тел, прижавшихся друг к другу, тепло. Куда хуже в открытом окопе, где поддувает со всех сторон. Спасают полушубок да спины товарищей. А накроешься плащ-палаткой от ветра — можно и подремать. Хорошо бы высушить портянки, опорожнить полкотелка горячих наваристых щей и выпить кружку чаю, но это — роскошь. Банка консервов на троих или кусок копченой колбасы с сухарем — вот и весь ужин. А если хозяйственное отделение работает отлично, не заблудится в сугробах, то, глядишь, появится и термос с кашей и чаем.

Бодрствующие смены на передовой зорко следили за врагом. Обе стороны после дневного боя притихли. Вспыхивала лишь редкая перестрелка. Над линией фронта то и дело взлетали осветительные ракеты: встревоженные гитлеровцы боялись ночных атак.

Контрбатарейная группа продолжала подавлять немецкие орудия, которые вели огонь по узлам наших дорог, по переправам и тылам. Этой группе дальнобойной артиллерии ночь не помеха. Звуковая разведка засекала каждую стрелявшую батарею фашистов.

Всю ночь под самым носом у противника наши артиллеристы отрывали окопы и подкатывали к ним орудия различных калибров от 45-миллиметровых пушек до 152-, 203-миллиметровых гаубиц. Около трехсот орудий должны были с утра ударить по врагу прямой наводкой.

На огневых позициях глухо стучали кирки, ломы и лопаты, вгрызавшиеся в мерзлую землю: до рассвета позицию надо оборудовать и замаскировать, надо направить орудия в цель, поднести снаряды, подготовить их к стрельбе, проверить прицельные приспособления, противооткатные устройства. Столько дел, что едва управишься до утра.

В нашем отделе никто не ложился спать. Составлялись сводки и донесения, готовились новые распоряжения. Операторы устало склонились над картами. Черные тени покачивались на мокрой стене землянки. Идея новой артподготовки, нового графика огня, рожденная в штабе артиллерии фронта, должна была за ночь, пройдя все многоступенчатые инстанции, воплотиться в точные установки для стрельбы по конкретным целям.

Утром опять началась артиллерийская подготовка. Она была значительно слабее вчерашней. Нельзя же ежедневно расходовать по 150–200 тысяч снарядов и мин. Такой праздник для артиллеристов выпадает, как правило, лишь в первый день наступления.

Погода улучшилась, снежная мгла рассеялась, открыла траншеи, снежные холмики дотов и дзотов с черными, едва заметными щелями амбразур. Теперь-то им достанется, орудия прямой наводкой пошлют туда свои смертоносные «гостинцы»!

Артподготовка близилась к концу. Сзади нарастал гул танковых моторов. Могучие машины в вихре снежной пыли выходили вперед, на рубеж атаки.

Огонь артиллерии скачком сместился на триста — четыреста метров. Танки, обгоняя пехоту, ринулись на врага. На этот раз атака была удачной. Наши войска прорвали главную позицию гитлеровцев, захватили крупный узел сопротивления, опоясывающий Подберезье, оседлали железную дорогу Новгород — Чудово. А южнее группа генерала Свиклина перерезала железную дорогу Новгород — Шимск.

Но враг не дрогнул, не побежал. Немцы ввели в бой свежие дивизии. Части 59-й армии, преодолевая упорное сопротивление фашистов, медленно продвигались вперед, отвоевывая метр за метром.

В этот день перешли в наступление войска 54-й армии нашего фронта. Ленинградцы прислали короткую телеграмму: 42-я армия пробивается из района Пулково на Ропшу, навстречу 2-й ударной армии, чтобы окружить немецкие войска, осаждавшие Ленинград. Сражение за освобождение ленинградской и новгородской земель развернулось на огромном пространстве, втягивая в себя все новые силы.

Для развития успеха 18 января командование ввело в бой севернее Новгорода 112-й стрелковый корпус с 122-й танковой бригадой. Главная оборонительная полоса противника была прорвана на всю глубину. А через сутки войска 59-й армии, наступавшие с севера, и группа генерала Свиклина, наступавшая с юга, соединились в двадцати километрах западнее Новгорода, окружив остатки немецких войск.