– Что еще?

– Мне тебя учить, как дела вести? Об одном прошу – людей не из болтливых подбери. Меня интересует товар. Весь. Ясно? Вопросы?

– Нет вопросов, – обреченно махнул рукой Ильгис.

– Вот и замечательно. – Я приоткрыл дверь и предупредил: – И святошам из миссии Изгоняющих об этом маленьком приработке знать вовсе не обязательно. Усек?

В один миг ставший белее прежнего содержатель ломбарда лишь молча кивнул.

Я погрозил ему пальцем и направился на выход.

В поле зрения Тайной службы Стильга вороватый содержатель ломбарда попал сразу после войны. Смену хозяев он воспринял как должное, агентом слыл полезным, и местный резидент без прямого приказа из Акраи и близко бы меня к нему не подпустил. А ждать разрешения нельзя – счет идет на дни, если не на часы.

Дело в том, что витавшие в особняке предсказательницы ароматы оказались прекрасно знакомы. Пахло там «желтой пылью». Той самой отравой, которую уже больше года на корню скупали мои коллеги. Достать этот дурман в чистом виде человеку со стороны было просто нереально – перед дальнейшим распространением он до последней щепотки пережигался и смешивался с опиумом.

И я бы мог грешить на предателей в собственных рядах, но, когда увидел Магду Бланьеж, все стало на свои места. Магда Бланьеж была ведьмой. Скорее всего, той самой, что впервые привезла отраву в Ораж-на-Рее. Рискну предположить, что она до сих пор получает «желтую пыль» напрямую с Дивного по своим не слишком надежным теперь каналам. Не иначе, именно этим и объяснялась нервозная обстановка на приеме.

Старые запасы подошли к концу, новая поставка запаздывает – это ли не повод для беспокойства? Состоятельные мальчики и девочки не привыкли себе ни в чем отказывать, а тут такая незадача! Ну да никто им эту отраву насильно не пихал. Впредь умней будут. Те, кто выживет.

В снятый перед отъездом в Рживи особняк на окраине я добрался уже за полночь. И путь неблизкий, и шагал не торопясь. Скверна так и норовила расплескаться, захлестнув своей мутной волной сознание, приходилось стискивать зубы и терпеть.

Я – маяк, бесы меня забери.

Я – маяк!

И сиявший во мраке свет не остался незамеченным. Уже поднимаясь на крыльцо, я почувствовал, как слегка колыхнулась в душе ледяная глыба. Не ожидай подвоха, – ничего бы и не заметил. Даже внимания бы не обратил. А сейчас, когда скверна тянула и давила, легкая дрожь показалась сродни качнувшемуся на воде поплавку.

Есть! Клюнуло!

Заперев за собой дверь, я поднялся на второй этаж и прошел в спальню. Скинул плащ, повалился на кровать и постарался расслабиться, но сон не шел. Вроде еле ноги волочу, глаза слипаются, а не тут-то было. Не могу уснуть, и все тут. Еще и от засевшей в груди льдины холодом веет.

А в голове одна-единственная мысль: «Смогу ли?»

Выгорит или придется хлебнуть лиха?

Страшно…

Поворочавшись с полчаса, я поднялся, прямо из горлышка хлебнул полынной настойки и походил по комнате, тщетно пытаясь хоть немного успокоиться. Прислонился лбом к затянутому изморозью оконному стеклу, постоял, вновь выпил. Не помогло. Послонялся из угла в угол, полистал отложенную специально для такого случая книгу, но не смог сосредоточиться на чтении и вновь начал нарезать круги.

Нервы, это все нервы. Нервы и давящая потусторонней тяжестью скверна.

Плохо мне.

Вот уже и сердечко прихватывать начало. И в глаза будто песка сыпанули…

Боюсь, утро выжатой тряпкой встречу. А ведь еще работать.

Но как заснуть, когда тебя всего едва ли не наизнанку выворачивает?!

Выругавшись, я остановился у прикрытого застиранным полотенцем зеркала, отдернул пыльную тряпку и с усмешкой глянул на собственное отражение.

Глянул на себя, а увидел Бездну. Пустоту. Ничто.

В голове зашумело, из неведомой дали зазвучали смутно различимые голоса, и моя физиономия понемногу начала расплываться в бесформенное серое пятно. А стоило моргнуть – и вот уже из зазеркалья смотрит чужое лицо.

Бесполое, и более того – не принадлежащее живому существу. С пронизывающим насквозь взглядом пустых – будто прорези в маске – глаз.

– Иди ко мне, – шепнула Бездна.

Заточенные в душе бесы рванули, забурлившая скверна обожгла невыносимым холодом, и я невольно качнулся вперед.

– Иду, – выдохнул в ответ и со всего маху шибанул по зеркалу кулаком.

Острые осколки сыпанули на пол, я ухватил рамку и швырнул ее в противоположную стену. Дробя подошвами хрупкие стекляшки, прошелся по комнате и рассмеялся:

– Иди ко мне? Разбежался!

В крови бурлил азарт, сомнения и страхи сгинули без следа.

По краешку прошелся, по самому краешку!

И, пока не схлынула лихая бесшабашность, я открылся и позволил выплеснуться из себя коловшей лютым морозом скверне. Потусторонняя сила заструилась по особняку, и немедленно послышались странные шорохи, скрипы и гудение в трубах. Кожа заледенела, волосы встали дыбом, но с души будто тяжкий камень свалился. Сразу стало легче дышать, а сердце перестало замирать перед каждым ударом. И пусть избавился не от всей скверны, засевшая в грудине ледяная глыба растаяла и перестала изводить своим холодом.