Я много раз представлял, как увижу ее и что скажу. Но все заранее заготовленные слова вылетели из головы при первом же взгляде в ее глаза. Я просто понял, что пришло мое время жить по-настоящему. И стало жизненно необходимо, чтобы она поверила мне сейчас.

МЕДЕЯ

— Давай сыграем.

— Что? — Кажется, я его не расслышала.

— Давай сыграем, — тихо повторяет Ясон. — Правда или желание.

Я ожидала чего угодно, только не этого. Дурацкая детская игра. Немного риска, чтобы пощекотать нервы, немного безумия, чтобы удовлетворить любопытство взрослеющих подростков. Впрочем, мне в этой игре ничего не грозило: когда один из мальчишек загадал мне снять майку, Ясон так отлупил его прямо передо всеми, что юный развратник еще долго носил на припухшей физиономии фиолетовые «очки», а все остальные напрочь забыли слово «сиськи».

Что ж, я действительно нуждалась в правде.

— Хорошо. Но я первая.

Он развел руки в стороны:

— Уступаю даме.

Я только прищурилась в ответ. Пусть паясничает, если хочет, но сегодня наконец разберусь со своим прошлым.

— Правда. Почему ты сбежал из города?

— Я должен был.

Конечно, он ожидал, что я об этом спрошу, и, наверное, уже придумал, как увернуться от ответа.

— Я жду, Ясон.

Он пододвинулся ближе и кончиками пальцев коснулся моей щеки. Полузабытое родное тепло. Я прикрыла глаза и закусила губу, чтобы не застонать. Всего несколько минут рядом с ним, и я снова вернулась на восемь лет назад, став той, прежней Медеей — испуганной, растерянной, сердитой. Брошенной. Готово упасть ему на грудь. Или ударить. Или поцеловать.

Я и на самом деле не знала, чего хочу. Помнила лишь, как пронзительно холодно мне было без него последние восемь лет.

— Той ночью я выполнял работу для Мони Каплуна. В порт нагрянула таможенная служба. Чтобы их отвлечь, люди Мони подожгли несколько рыбацких лодок.

Я так и думала.

— Одна из этих лодок принадлежала дяде Васе Капитанаки. Ты учился с его сыном в одном классе.

— Я не знал. — Конечно, он не знал. В его голосе звала вина и печаль. — Я уехал той же ночью. Арестовали одного из людей Каплуна, и он избавлялся от всех, кто мог дать против него показания.

Кажется, он хотел добавить что-то еще, но сдержался. Видимо, не посчитал нужным сообщать всю правду. Хотя, если учесть, как долго и безрезультатно таможня охотилась за знаменитым Моней, Королем контрабандистов, Ясону угрожало что-то посерьезнее допроса в полиции.

— Почему ты вообще связался с этим стервятником?

Даже в темноте я почувствовала, как он ухмыльнулся:

— Это второй вопрос. Правда или желание?

— Правда! — Думаю, мне тоже найдется, чем его разочаровать.

— Ты представляла меня, когда была с другими мужчинами?

Господи, и я еще надеялась серьезно поговорить с этим идиотом. В голосе Ясона проскальзывали такие самоуверенные нотки, словно он заранее знал мой ответ. Понадеявшись высказать ему неприятную правду, я попала в свою собственную ловушку.

— Шутки шутишь? — Я лишь надеялась, что он не видит, как покраснели мои щеки.

— Какие шутки? Может быть, это самый важный вопрос в моей жизни!

Точно издевается. И не дает мне времени собраться с мыслями.

— Медея… я жду.

— Ну… может быть.

— Может быть? — Самодовольство в его голосе растет.

— Ну да! Представляла! — Чтоб тебя разорвало, Ясон Нафтис.

Вглядываюсь в темный силуэт на фоне звезд. Ясон сидит на песке, уже полностью развернувшись ко мне. Живее всех живых, как говорится. И его бесстыжие пальцы уже коснулись моего запястья и пытались проникнуть под рукав рубашки. Я звонко хлопнула его по руке, как комара.

— И это было ужасно! — Моя злость нарастала, зато его фырканье становилось громче. — Правда или желание?

— Правда.

Надо же, а в детстве он всегда выбирал желание, и не ответил ни на один вопрос.

— Я по-прежнему хочу знать, зачем ты связался с Моней Каплуном.

— Из-за денег, Медея. Он хорошо платил ныряльщикам. В артели я бы столько не заработал.

Снова хочется зарыдать, но зло и отчаянно, в голос. Вот как все просто.

— Думаешь, меня волновало, сколько у тебя денег? — Конечно, в свои пятнадцать лет, я готова была идти за ним хоть босиком. — У тебя уже был баркас. И ты действительно лучший ныряльщик. Очень скоро ты стал бы зарабатывать честно.

Но он лишь покачал головой:

— Мне было восемнадцать, Медея. А тебе пятнадцать. Через год я мог бы пойти к твоему отцу, чтобы просить твоей руки. Я хотел положить на его порог такой выкуп, какой не давали ни за одну девушку в Ламосе.

Ну что, Медея Ангелисса? Ты хотела правду? Ты ее получила. Твоего возлюбленного забрала не смерть, не другая женщина, а самолюбивая дурь, нищая мужская гордыня. Как просто и навсегда необратимо — он оставил меня ради денег.

Я встала с песка, чтобы уйти. Ясон поднялся вслед за мной: