— Иду.

На пороге стояла Медея, и у меня враз пересохло в горле. Не способный что-либо сказать, я посторонился и пропустил ее внутрь.

Как считала тетя Песя, настоящий мужик, закрыв за собой дверь, тут же должен начать приставать. Так я и сделал. И чуть не задохнулся от счастья, когда губы Медеи чуть приоткрылись мне навстречу.

— Кофе хочешь?

Я уже нес ее к постели.

— Я поужинала.

— Тебя искать не будут?

— Мама знает, где я.

Мои руки уже торопливо шарили по ее телу, сражаясь с кнопкой и молнией на джинсах.

— А отец?

— А с отцом будешь сам разговаривать, если захочешь.

Конечно, захочу! Но потом, позже. Только не сейчас.

Уже откуда-то из горячей темноты до меня долетело:

— Ясон, я хочу сейчас.

Нет, моя красавица. Я не стану торопиться. Я ждал восемь чертовых лет, и если ты думаешь, что я не захочу как следует попробовать тебя на вкус, то сильно ошибаешься.

Сладкая, как мед. Терпкая, как вино. Моя Медея.

— Мне пора идти.

Страшно было представить, что эти теплые руки на моей шее сейчас разомкнутся, а дыхание, которое щекочет щеку, без следа растворится в воздухе. Я крепче притиснул к себе еще сонную Медею.

— Куда ты?

— Домой. — Я обиженно засопел, и она закатила глаза. — Я не могу здесь остаться.

— Очень даже можешь.

Я чуть не сказал, что она может остаться здесь навсегда. Здесь, со мной, в этой постели на всю оставшуюся нашу жизнь. Или хотя бы на восемь лет, пока мы не наверстаем упущенное.

Тогда можно будет и встать. Чтобы поесть или еще зачем-нибудь.

Медея не стала спорить, просто поцеловала меня в кончик носа и улыбнулась:

— Я не могу. Ты сам знаешь, почему.

Правильно, я знал. Эта причина, самая важная из всех возможных, ждала свою маму дома.

— Тесей уже знает, что ты его отец.

— Ты сказала? — У меня дыхание перехватило.

— Не успела, если честно, — Медея смущенно взглянула на меня сквозь золотые волосы. — Об этом уже весь город гудит. Так что, готовься, папаша.

Папаша — это звучит гордо. Я самодовольно ухмыльнулся, наблюдая, как моя женщина шарит по постели в поисках своего белья.

— Отвернись, бесстыжий.

— Не могу, Медея. Не прячься. Дай посмотреть. Много я чего красивого в жизни видел?

Она русалочьим движением откинула волосы назад и завела руки за спину, чтобы застегнуть лифчик:

— Нравится?

— Очень.

— А так? — Повернувшись ко мне спиной, она, не сгибая ног, наклонилась за джинсами.

— Ыыыы!

Я вцепился руками в край койки. Мой член уже вовсю намекал на камбэк. Медея просто не понимала, что играет с огнем.

Внезапный стук в дверь заставил ее одеться со скоростью солдата, поднятого по тревоге. Стиснув зубы, чтобы не выругаться, я вынул из-под койки чистые джинсы, натянул их на голое тело и двинулся к двери.

— Подожди, я быстро разберусь.

Застегиваться не стал — пусть незваные гости поймут, что им здесь не рады.

— Витаю.

Здоровеньки булы, блять! За дверью стояла Оксана во всей красе — свежепокрашенная в жгучую брюнетку и с остро заточенным белозубым оскалом. И с чемоданом на колесиках. Волосы Оксаны были гладко зализаны назад, словно ей на голову срыгнул динозавр, а из ушей свисали хрустальные люстры.

— Ты что здесь делаешь?

— Тебе виришила провидати. Ти ж у нас тепер герой. Ось хочу подивитися, — ее глаза остановились на Медее и хищно расширились, — чем герои писля подвигив займаються.

Я заступил ей дорогу, но меня толкнули с такой силой, что невольно пришлось отодвинуться.

— Оксана, тебе здесь делать нечего. Уходи.

— А, може, я не хочу йти. Може, я хочу поговорити с цей подлюкой. Чому вона по чужим чоловикам повзаэ, як анаконда?

Слово — не воробей, но нагадить может. А Оксана, надо признать, была мастером художественного слова. Я отлетел в одну сторону, Оксана в другую. Медея быстро шла к двери. По дороге она еще успела пнуть какой-то валявшийся на полу сверток.

— Медея! Подожди.

— Отстань, — она вырвала руку. — Разберись сначала со своим гаремом, падишах хренов!

Дверь каюты грохнула с такой силой, что на плите жалобно звякнул забытый кофейник.

— Скатертиною дорога! — Успела пустить Оксана в удаляющуюся спину, и мое желание придушить ее на месте выросло многократно.

Я взял ее за локоть, одновременно разворачивая к себе и удерживая от попытки прыгнуть ко мне на шею.

— Ты зачем приперлась?

— Я твоя жинка! Маю право.