Мое самое яркое воспоминание о том первом вечере в Индии связано с приездом в квартиру на Боут-Клаб роуд, где жили друзья Говиндаса. Когда мы позвонили в дверь и она была открыта – уже не помню кем – из коридора к нам навстречу с восторженным криком «Говиндас!» выбежала совершенно обнаженная женщина с бритой головой. Она бросилась к нему в объятия и повисла на нем, как мартышка, обвив руками и ногами и громко покрывая поцелуями.

Она явно проявляла скорее нежные дружеские чувства, нежели сексуальные, но я впала в глубокий шок и подумала: «Боже, я что, тоже должна вести себя подобным образом?» Стоя рядом с ними, я испытывала смешанные чувства – неловкость, смущение, замешательство, а также осознавала целую бурю мыслей в голове: «Они уж слишком „другие“. Не думаю, что я смогу вписаться в их компанию». Но я заметила также, что просто наблюдаю эти мысли и чувства из более глубокого пространства внутри. В течение ближайших недель и месяцев это ощущение будет становиться все более и более знакомым.

Затем мы прошли в комнату, где находились другие саньясины, все одетые, и, к моему облегчению, перешли к более привычному общению. Сарита – женщина с бритой головой – обернула вокруг себя лунги, и я начала расслабляться. Кстати, лунги – это очень удобный, особенно в жаркий сезон, вид одежды, который используют и мужчины, и женщины. Он представляет собой просто кусок тонкой хлопчатобумажной ткани два метра на метр. Индийцы оборачивают ею бедра и ходят с открытым торсом. Женщины-саньясинки приспособились носить лунги, оборачивая их вокруг бедер, а затем крест-накрест прикрывая ими грудь и завязывая ткань на шее. Разумеется, все лунги, которые носили саньясины в Пуне, были ярко-оранжевого цвета.

На следующий день я и Говиндас снова пришли в ашрам с главной целью – увидеть Ошо. Как я узнала, это могло произойти только на вечернем даршане – так назывались личные встречи с мастером. Подать заявку на встречу нужно было в десять часов утра у ворот Лао-Цзы Хаус, где жил Ошо.

Здесь необходимо объяснить географию ашрама. По сути дела, он состоял из двух больших строений: в передней его части находился Кришна-Хаус, где располагалась администрация, а позади него – Лао-Цзы Хаус, где жил Ошо. Каждый вечер он давал даршаны на крытой веранде в дальней части своего дома, а утром проводил беседы на большой террасе на первом этаже. Между этими двумя строениями находились крошечная столовая и площадка для ежедневных медитаций. В целом на территории ашрама и вокруг него жило не больше пятидесяти человек – приблизительно двадцать западных саньясинов и тридцать саньясинов-индийцев. Вся обстановка отличалась крайней простотой.

В те времена это место очень сильно напоминало обычный индийский ашрам, поскольку его обустройством и управлением занимались индийцы. Индийцы организовывали все праздники, мы ели индийскую еду и танцевали под индийскую музыку, которая называлась киртан. Огромный приток западников еще только начинался.

Встречи с Ошо назначала красивая гречанка необычного вида, которую звали Мукта. У нее были глубокие карие глаза и довольно серьезное лицо, которое в любой момент могло озариться ослепительной улыбкой. Мукта задала мне несколько вопросов: как меня зовут, откуда я родом и медитировала ли я когда-нибудь до приезда в Индию. Если это было испытание, то, должно быть, я его прошла, поскольку она сказала: «Хорошо. Приходи на встречу с Ошо сегодня вечером. Незадолго до даршана обязательно прими душ, воздержись от использования духов или средств с сильным запахом и не надевай шерстяную одежду». Очевидно было, что Ошо страдает от аллергии на любые сильные запахи и шерсть.

Именно так в этот вечер я оказалась у ворот Лао-Цзы Хаус. Я отмылась дочиста и, как надеялась, не источала никаких запахов. Было около половины седьмого, и я испытывала некоторое волнение, поскольку видела ворота Лао-Цзы во сне в Мюнхене: Ошо стоял у ворот и, когда я подошла, открыл их, взял меня за руку, и мы вместе пошли по дорожке. Я с изумлением обнаружила, что ворота и дорожка были в точности такими, как в моем сне: это были двустворчатые железные ворота с узором, и открывались они на посыпанную гравием тропинку, над которой возвышались огромные деревья. В сгущающихся сумерках дорожка казалась очень манящей и таинственной.

Когда меня пропустили через ворота, и я вместе с Говиндасом и шестью или семью другими людьми пошла вперед по дорожке, мое сердце неистово колотилось. Мы обошли дом с одной стороны, повернули за угол и оказались на просторной веранде с полом, выложенным небольшой квадратной плиткой. Снимая туфли на входе, я увидела Ошо – он сидел в кресле на небольшом возвышении в дальней части веранды, – и внезапно у меня возникло ощущение, что мой ум больше не думает, как обычно. С этого момента все как будто стало преувеличенным. Каждая мысль, приходящая мне на ум, была похожа на написанное громадными буквами название фильма – я будто стояла перед огромным экраном и наблюдала спроецированные на него мысли. Я чувствовала, что вхожу в невероятно мощное заряженное энергией поле, и напоминала сама себе героя-исследователя из фантастического рассказа, который вдруг оказался в совершенно ином измерении. Как еще мне это описать? Ощущение было такое, как будто я проникаю в пульсирующую сферу – я внезапно открыла дверь в космос, просто вхожу в него, и там нет ничего, кроме меня и человека, сидящего в кресле.

Больше ничего не имело значения. Больше никто не имел значения. Не имело даже значения то, как я себя веду. Все, что имело значение, абсолютно и в наивысшей степени, – это настоящий момент. Я чувствовала свой каждый вдох и выдох, чувствовала биение своего сердца, видела свои мысли. Это само по себе было таким ярким переживанием, что его одного хватило бы до конца моих дней.

Прежде чем сесть, я подошла к Ошо и прикоснулась к его ногам. Когда я встала и посмотрела ему в глаза, я почувствовала, как будто смотрю в глаза пустоты. Однако в этой пустоте я могла ощутить только полнейшее приятие. Впервые в жизни я почувствовала себя совершенной. Я чувствовала, что, какой бы я ни была и что бы ни делала, это абсолютно нормально. Я, конечно, уже знала, как выглядит Ошо – его бородатое лицо смотрело на меня с десятков стен. Я также знала, что на нем будет простая накрахмаленная белая роба с воротником-стойкой. Но то, чего я не могла узнать до этого момента, – это какова сила воздействия его энергии и его любви. Он выглядел так, как будто сидит здесь уже целую вечность и просто ждет меня. Затем он улыбнулся мне и сказал: «Привет, Рада. Вот ты и приехала». Ни больше, ни меньше.

Я подумала: «Если я так себя чувствую рядом с этим человеком, значит, я нашла то, чего ищу». Уже не помню, что еще произошло во время этой первой встречи, – задавала ли я какой-то вопрос, и что он ответил, – поскольку в последующие несколько дней мне представилось несколько возможностей встретиться с Ошо, и эти воспоминания смешались в моей голове.

То, что до сих пор остается со мной с той первой встречи, более, чем что-либо, – это глубокое переживание приятия. До того момента я даже не осознавала, что не принимаю себя такой, какая я есть, – я не принимала себя сама, и меня не принимали другие люди. Даже близкие. Не в такой мере. Не безусловно. Это ощущение приятия не сопровождалось никакими действиями – никто не гладил меня по головке и не говорил: «Хорошая девочка!» или что-то в этом роде, – и стало одним из самых главных ключей, не только для моей личной трансформации, но и в работе в другими людьми, которую я сейчас провожу. По сути дела, это основной принцип Тантры, поскольку в тантрическом видении принимается все – вся вселенная во всех ее измерениях, от земли до неба, от мирского до священного. Очевидно, что такое видение невозможно, если вы, прежде всего, не принимаете себя.