— У тебя выключен телефон. Какого… черта у тебя выключен телефон в девять часов вечера?

Он не кричит – он как будто говорит даже тише, чем обычно. Но лучше бы кричал, потому что от этого раскаленного спокойствия мне хочется превратиться в хамелеона и слиться с цветом сиденья, в которое я, кажется, уже благополучно вросла спиной и пятой точкой.

— Он сломался.

— Сломался? – переспрашивает Дым.

Я набираю в грудь побольше воздуха и начинаю рассказывать.

Я никогда не представлял, что можно за час придумать столько всякой чуши, опираясь только на три факта: Туман собирается идти домой сама, ее провожает какой-то Филин и у нее не отвечает телефон. То есть она не просто игнорит десяток моих сообщений в вайбер и не принимает звонки, ее вообще нет – телефон выключен «с мясом».

В голову лезут картинки, одна другой «лучше»: какие-то гопники обижают Таню, Таня спотыкается в темном переулке, не может идти и замерзает в сугробе, Таня садится в темную машину без номеров, Таня с кем-то по кличке Филин целуется на морозе…

Мне даже в голову не приходит, что она могла отключить телефон. Просто не приходит и все, потому что в наших с ней отношениях нет места выключенному телефону.

И когда концентрация «Тань» в голове достигает критической отметки, я откланиваюсь и, тупо забив на важную встречу, еду за ней.

Дурак.

Приезжаю, захожу в этот чертов коридор – и вижу их: сидят на скамейке, голова к голове, о чем-то разговаривают. Пацан ее ровесник, только кажется старше потому что высокий и явно нарочно не бреется.

Я мысленно вспоминаю все статьи УК, которые мне грозят, если я, скажем, сломаю пацану руку, которой он обнимает Туман за плечи. Не критично и есть даже пара знакомых, которые отмажут и вывернут все как самооборону.

Что за дрянь у тебя в голове, Клейман?

Приходится выйти на улицу, закурить и дождаться, когда они выйдут на крыльцо.

И они выходят: пацан у Тани под подмышкой, она обнимает его за плечо, хоть это выглядит скорее смешно, чем романтично. И, наверное, только тот факт, что с Туман все в порядке, она жива и здорова, немного гасит мое желание немедленно зашвырнуть пацана в ближайший сугроб.

А потом он говорит «папик» и называет Таню «дурой».

И если «папика» я еще готов ему простить, то второе он сказал очень зря.

Зато теперь вся картина как на ладони: ясно, что пацан давно и безответно влюблен, потому что ведет себя как цыпленок, пытающийся клюнуть кота. Я бы просто врезал ему. Один раз. Чтобы отбить охоту нести всякую чушь, и даже сжимаю и разжимаю пальцы, прикидывая, сломать мелкому нос или челюсть, но Таня вырывается из его хватки и, прихрамывая, отходит в сторону, и на мой вопрос с улыбкой Храброго портняжки говорит, что просто упала.

Я видел, блядь, как она «просто падает». Мне ее «просто упала» в страшных снах будет сниться до конца жизни.

Хорошо, что она молча садится в салон и не пытается нести всякую ерунду в свое оправдание. Значит, оправдываться не за что. Но разговор у нас будет очень серьезный, вот только пацану скажу пару ласковых.

В свете фонаря над крыльцом легко рассмотреть, что он реально еще совсем желторотик, и я уговариваю себя сделать скидку на возраст, спермотоксикоз и позерство. Хотел покрасоваться перед девочкой «молодостью». Я бы тоже мог назвать его малолеткой, который в состоянии «удивить» свою девочку только походом в «МакДональдс». Пацаны в его возрасте думают, что они будут вечно молодыми, что у них впереди вся жизнь, что они всего добьются за год-два, а пока можно бездумно прожигать время за играми. И если вдруг у сверстницы появляется мужчина за тридцать – он автоматом «старик» или вот «папик».

— Еще хоть раз увижу, что ты ее трогаешь – сломаю тебе нос, - без угроз говорю я. А какие тут угрозы, если это просто констатация факта. – И пару ребер. И может еще что-нибудь, если очень сильно оборзеешь. Это понятно?

— Что, совсем с бабами напряг? – хамит пацан.

Антон, вспомни о том, что детей обижать нельзя и что он, вроде как, собирался провести Таню домой. То есть не такой уж конченный урод.

— Таня – со мной, я ее «папик», а еще я ее, ««мужик», старик», «дедка» и даже «репка». Это тоже понятно или растолковать?

Протягиваю ладонь для рукопожатия.

Я уже не в том возрасте, чтобы бить мальчишку за длинный язык.

Но я как раз в том возрасте, когда могу запросто, практически не напрягаясь, поставить его на место.

Рожа у пацана вытягивается в тот момент, когда я сильно, до хруста его суставов, сжимаю пальцы на его ладони, и продолжаю сдавливать, хоть ему уже явно хватит. Но раз уж эта Птица не смогла вовремя закрыть рот…

— Надеюсь, пацан, у тебя и левая рука хорошо работает, иначе с недельку придется дрочить в матрас, - говорю ему на прощанье и возвращаюсь в машину.