— У тебя такое лицо, как будто ты раздеваешь Статую свободы, - говорю голосом профессора с кафедры.

Он вздергивает бровь, спускает пальто по моим плечам и нам обоим прямо сейчас вообще все равно, что оно падает прямо на пол.

— Кто-то прямо сверкает от счастья, да? – Мистер Фантастика скользит ладонью по моей талии, опускает пальцы на бедро.

Тянусь к нему в руки, прижимаюсь сразу вся.

— Кто-то просто счастливая. – Второй раз за день голос подводит меня. Я хочу сказать это с игривой непринужденной интонацией, но получается как-то тихо, словно у меня в горле пушистый шарик от пинг-понга, и он пропускает ровно столько звука, чтобы было слышно хоть что-то. Даже пытаюсь откашляться, но ничего не получается. – У меня что-то с голосом, Дым…

Он подталкивает меня к стене, и чтобы не упасть на слабых ногах, «прилипаю» ладонями к гладкой поверхности. Мне нравится, что у нас такая разница в рост, из-за которой мой Антон нависает надо мной как большая соблазнительная тень: предплечьем одной руки опирается на стену у меня возле головы, пальцами другой расстегивает пуговицы на рубашке. И я знаю, что он нарочно делает это очень медленно, потому что даже если бы я откусывала их, это было бы быстрее.

— По-хорошему, малышка, тебя нужно отходить по заднице за то, что заставила меня волноваться. – Ни намека на то, что он шутит. А во мне ни намека на то, что я против быть наказанной. – Но раз ты ни при чем, то придется сделать внушение телефону.

— Ты в курсе, что на твоей рубашке семь пуговиц, Дым? – «А ты расстегнул только три!»

— Никогда не считал пуговицы, Туман. – Он выразительно сует руку в карман брюк. – Ну, вперед, математик.

В моем воображении все выглядело совсем не так: у меня не дрожали пальцы, пуговицы не были такими скользкими и вообще я выглядела как секс-бомба. На деле оказалось, что было бы проще просто отрезать каждый из маленьких кругляшков, чем вот так сопеть над каждой.

— У тебя такое лицо, Туман, как будто ты раздеваешь Эйнштейна, - возвращает мою же шутку Дым.

— Помолчите, больной, вас оперирует практикантка, - нервно посмеиваюсь я.

Я правда вдруг разволновалась. Так сильно, что эта метаморфоза пугает и заставляет переминаться с ноги на ногу, потому что живот скручивает непонятное ноющее ощущение. Как будто если я прямо сейчас не сяду на что-то твердое и намертво прикрученное к полу, мир начнет вертеться реактивной каруселью.

Мой триумфальный «Та-дам!», когда я разделываюсь с последней пуговицей, не такой уж громкий и не такой уж триумфальный. И по коже мурашки галопом, потому что я несмело развожу полы рубашки и укладываю ладони на грудь своего мужчины. Мне нравится, что тут у него короткие светлые волоски – совсем чуть-чуть, но достаточно, чтобы мое сердце предательски пропускало удары. Правду говорят, что когда мужчина нравится – в нем нравится даже то, что раньше не нравилось.

— Мне нужно в душ, Туман, так что заканчивай с рубашкой, - напоминает Антон.

Поднимаю ладони выше, до ключиц, несколько долгих секунд сопротивляюсь желанию оставить на нем след от ногтей, но все-таки сдаюсь и легонько царапаю кожу. У меня короткие ногти, так что это что-то вроде попыток новорожденного котенка куснуть тигра за хвост, но Мой Мужчина в ответ напряженно сглатывает.

— Девять дней, Туман, - выдыхает он сквозь зубы.

— Угу, - нехотя соглашаюсь я.
– Учти, Мистер Фантастика, я уже разучиваю фразу из «Звонка», и когда останется семь…

— Снимай. Мою. Рубашку.

Я стаскиваю шелк по его широкими плечам, опускаю до запястий и стону, натыкаясь на запонки. Это же мой фетиш. Это же… чистый секс: красивое крепкое запястье, «окольцованное» тугой манжетой и лаконичное украшение в петлице. Вынимаю сперва одну – Антон стряхивает рукав, отрывается от стены, протягивает вторую руку и на этот раз у меня просто деревенеют пальцы.

Он так пахнет, что я схожу с ума.

— Кажется, я немножко возбудилась, - сдаюсь под аккомпанемент собственного грохочущего сердца, когда становится ясно, что я ни за что, даже если меня будут стегать кнутом, не справлюсь со второй запонкой. – И кажется, я сейчас упаду.

Антон цепляет мой подбородок двумя пальцами, поднимает до уровня «глаза в глаза» - и успевает прижать бедрами к стене, потому что я в самом деле начинаю медленно стекать на пол. Его глаза в эту минуту такие темные, будто в них никогда и не было синевы – только графитовая гроза, и молнии россыпью. И тот шарик у меня в горле становится еще больше. Даже если бы меня прямо сейчас поставили к стенке, и моя жизнь зависела от десятка слов в свое оправдание, я бы не произнесла и одного, потому что это невозможно на физическом уровне.

— Только немножко, малышка? – Ему даже не нужно меня трогать, чтобы я бессовестно застучала пяткой по стене. Антон ловит этот звук, плотоядно ухмыляется уголком рта. Я бы ему все отдала за эту вкрадчивую хитрую улыбку, потому что я видела его со стороны – и он никому, никогда не улыбался вот так. – Тогда у нас проблемы, потому что по моим подсчетам, ты уже должна быть…

Ох, не произноси этого вслух!

Я капитулирую и закрываю его рот поцелуем: припечатываю своими губами, стону от ощущения мягких уколов его щетины.