– Ты тоже надевай браслетик, подельница!

Эти слова грозный представитель закона уже сказал сестренке. Пристегнув нас, полицейский достал мобильник и кому-то радостно сообщил:

– Михалыч, я тут тружусь в неурочное время. Воровок схватил. Сейчас в отделение вернусь. Но раз я такой хороший, раскрываемость повышаю, ты меня с дежурства в новый год отпустишь. Идет?

Ого! Ну и жук этот полицейский, нагло меняет наше заключение на свободную новогоднюю ночь. Алька пыталась строить глазки, из моих уст звучали веские аргументы – мол невиноватые мы… Но мент был непреклонен. Обратился к двум теткам, сидящим у окошка:

– Гражданки, вы тоже видели инцидент возле цветочного киоска на вокзальной площади? Видели, видели. Вот вы, дамочка, громче всех и вопили: “Глядите, бабка с шалавой мужчину ограбили!” Так что выходим через остановочку и за нами следуем. Понятыми будете”.

Тетки запоздало поняли, что их длинные языки – главные враги, придется им теперь с пакетами, полными мандаринов, крабовых палочек, кукуруз и горошков в отделение маршировать. Я же едва не выла от досады, разгадка тайны вот так близко, у мента в руках, и… Я посмотрела на барсетку. Страж порядка это заметил, довольно ощерился:

– Ну что, бабка, попалась! И улика есть, и свидетелей целый автобус.

В душе я не самыми лестными словами вспоминала самозванца и ругала себя. Вот и остановка. А на выходе случилась новая неприятность. Алька зацепилась шпилькой за ступеньку маршрутки. Полетела вниз, потянула за собой меня и полицейского. Народ, что толпился за нами, тоже не удержался на ногах. По нашим телам намеревались ворваться в автобус те, кто ждал на остановке. Образовалась куча мала, все кричали, матерились, кто-то снимал на камеру, как весело убегали из разорванных пакетов яблоки, картошка и мандарины. Чертыхаясь, полицейский вытащил нас с Алькой, схватил свидетельниц, что пытались собрать содержимое разорванных пакетов, и погнал всех к отделению, приговаривая: “Эх, надо было патруль вызвать!” Барсетка была у него в руках. Ее он тоже спас из-под завала. В отделении впихнул нас в кабинет и сказал:

– Вот, Михалыч, держи преступниц и раскрытое дело на новогоднем блюдечке.

– А кто из них преступницы, все, что ли? – хитро прищурился второй полицейский, уже в возрасте, с удивительно добрым лицом для своей профессии.

– Бабка и… девушка легкого поведения нашалили. Барсетку подрезали. У Свина вокзального. Эти две дамы – свидетельницы преступления. Давай, Михалыч, быстро все оформим, и я домой, на все праздники! Заслужил, а?

– Погодь, Леонид, разобраться надо, ответил Михалыч.

Коммунальные службы не жадничали подачи тепла в отделение. У меня по лицу уже тек пот в десять ручьев. Я сняла шапку, развязала платок, и Михалыч удивленно произнес:

– Да какая же это бабка, Леонид! У меня дочка того же возраста.

Полицейский, что нас арестовывал, буркнул:

– Так бомжиха же. Что нашла, в то и нарядилась. Мне, знаешь, присматриваться во время задержания преступников к ним особо некогда. Я свою миссию выполнил!

– А потерпевший-то где? Свин – личность нам всем прекрасно известная. Езжай на вокзал за ним.

– А зачем ехать, Михалыч? Думаю, он сам вот-вот явится.

Я мысленно потирала от радости ручонки. Ага, явится, ждите больше. Ситуация ведь какая? Вор у вора дубинку украл. Не явится Свин ни в какую полицию, потому что у самого рыльце в пушку. Меня так рассмешил этот факт, что я даже тихонько прыснула.

– А чего это вы веселитесь, дамочка? Давайте-ка сюда, к столу подсаживайтесь, берите ручку и пишите, как все было, так сказать, признайтесь чистосердечно! – велел Михалыч.

– Ничего не пиши, Забава! – завопила Алька. – И вообще мы имеем право на звонок, так?

– Так, – согласился Михалыч. – Кому звонить собираетесь? Родителям?

– Мужу! – выпалила Алька. – Он у меня знаете, кто? Игорь Васильевич Серебряков.

– Как?! Тот самый? – Михалыч аж приподнялся со стула. – Что на пост мэра баллотируется?

– Да брешет она все! – возмутился Леонид. – Разве у богатых людей такие жены?

– А ты дай позвонить и узнаешь! – так уверено ответила сестренка, что Леня только пожал плечами и вернул ей мобильник.

– Вы в коридор давайте! Мешаете! – велел Михалыч. – Там же и свидетельницы пусть обождут, а я пока с бабушкой-Забавушкой пообщаюсь.

Народ частично покинул кабинет. Но я слышала, как Алька громко кричала:

– Игорясик, миленький, любименький, спаси, помоги, больше никогда тебя не брошу. Да, в полиции я, мне дело шьют. Только быстрее, умоляю…