Шрифт:
Создание необходимых условий для личностного развития и удовлетворения творческих потребностей призвано реализовать поставленные цели, создавая максимально благоприятные возможности успешной адаптации личности на всех этапах социализации и динамических циклах развития личности
Художественно-эстетическое воспитание тесно связано с духовно-нравственным развитием и общим контекстом позитивной социализации, приобретающей все более актуальный смысл в условиях реформирования российского социума, в формате которого произошла «ускоренная смена» культурно-ценностных ориентаций – экономических, политических, правовых, социальных, этических, эстетических. Эти изменения нередко отрицательно сказываются на воспитании и образовании подрастающего поколения. Поэтому необходима определенная коррекция и, соответственно с ней, целенаправленная организация инновационных форм воспитательного процесса, объемлющего весь спектр позитивной социализации, в рамках которой художественно-эстетическое воспитание выполняет важнейшие функции творческого развития [3, с. 8–22].
Исторически сложившиеся в теории и практике эстетического воспитания представления о том, что главным структурным компонентом системы эстетического воспитания является искусство, позволяют моделировать весь спектр творческого потенциала искусства в разных модусах социализации личности. Они могут стать основанием организации специализированной стратегии моделирования различных форм художественно-творческой деятельности, где ключевая роль принадлежит учреждениям дополнительного образования, позволяющим дополнить нормативный комплекс общеобразовательной школы новыми творческими программами.
Общеобразовательная школа не может выполнять сегодня «системообразующую» функцию в организации художественно-эстетического образования и воспитания в силу разных причин, и прежде всего потому, что в школьном обучении не представлен целостно весь художественно-эстетический комплекс дисциплин по разным видам и жанрам искусства. Многие из них не входят в школьную программу (театр, искусство кино, декоративно-прикладное творчество, архитектура и др.) И именно учреждения дополнительного образования дополняют, а зачастую и замещают те развивающие программы и методики, которые способны формировать творческие навыки и эвристические способности, необходимые сегодня для успешной адаптации в динамично изменяющейся социокультурной среде. Разумеется, речь не идет о «специализированном» художественном обучении, но лишь об основах художественного образования и воспитания, способствующих творческому развитию.
Акцент на художественно-эстетическом образовании соответствует целям позитивной социализации, поскольку организует заданные параметры инноваций в целенаправленный процесс формирования творческой среды саморазвития личности. Ведь цель программ по искусству – не просто обучение «техническим навыкам»: владения рисунком, приемами живописи, декоративно-прикладного искусства, хореографии и т. д., но формирование личности. Цель этих программ – установить взаимосвязь: «искусство-личность», воссоздать то звено воспитательных программ, отсутствие которого создает сегодня весьма ощутимый разрыв между образованием и воспитанием.
Цель художественного воспитания – формирование гармоничной личности, творческого отношения человека к миру, гармонизация окружающей среды как среды позитивной социализации. Чтобы эти установки не остались пустыми декларациями, манифестирующими желаемое направление в образовательной и культурной политике, необходимы гарантии (и критерии) того, что именно человек становится главной целью всех происходящих в обществе реформ. И именно эта цель переводит художественно-эстетическое воспитание в новую плоскость решаемых задач – формирования гражданской позиции.
Системно представленное воспитание личности в контексте художественно-эстетического развития исходит из универсальных представлений о «целостности», органичности, некоторого «космического единства» мира красоты. Это метафора. Но она достаточно емко выражает смысл мироздания: «мир – живой организм» и каждая его часть значима не «сама по себе», а как элемент Универсума. Тогда многие понятия этической и эстетической сферы как мыслительные конструкции этих частей мироздания (и социума) не должны становиться «безжизненными» заместителями постижения мира. Добро и зло, красота и безобразие, справедливость и ложь – не декларации, не навязанные извне правила, а стороны нашей жизни, нашего опыта. Стать нравственным, сознательным можно только гармонично соотнося себя с окружающим миром. Это соотнесение – истоки, начало, исходные пути формирования личности, познания мира, которое осуществляется не бесцельным накоплением информации, а осмысленным саморазвитием.
Трудно представить себе с полной определенностью всю последовательность этого процесса, где каждая его часть как этап формирования эстетического познания неизменно проникнут и этической оценкой. Идея эстетического познания основана на том, что нет «чувства вообще», безотносительно к нашей эмоциональной жизни, но есть «неформализуемая» гамма чувств, которая соотносится с душевным и духовным строем личности. Мы говорим: «радостная рощица», «угрюмая скала», «печальный закат», «малиновый звон» как бы «подставляя» свое мироощущение под «видимые формы». То есть мы соотносим в данном случае наши оценки, наши субъективные ощущения и восприятия с понятиями об объектах среды.
Поэтому чувство прекрасного как представление о гармонии и соразмерности вещей, явлений и процессов неизменно окажется окрашенным эмоционально: светлым и радостным или, наоборот, угрюмым и печальным, если вещи и предметы безобразны (точнее, «безобразны»). Сегодня мы эти явления оцениваем через семиотический контекст – понятия информации как особого «антиэнтропийного» механизма, выработанного человечеством для организации своего бытия и преодоления хаоса жизни. В этом смысле художественная культура становится способом хранения и структурирования информации, где культура отграничена от «не-культуры» сложной знаковой системой. Эти «знаки среды» выражают в определенной степени наши этические и эстетические оценки. Энтропия как дисгармоничность и неупорядоченность средового пространства воспринимается нами не просто как «бессмысленность и «нефункциональность» каких-то жизненных явлений и процессов, но прежде всего как «ложь», «фальшь», «ошибка», «предрассудки», «зависть», «зло», «смерть», «жестокость», «разрушение» и т. д., т. е. приобретают не только эстетическую, но, как ни странно, и этическую оценку. Познание гармонии в таком контексте является в известной мере «очищением» (катарсисом), т. е. таким процессом саморазвития, который еще со времен античности называли «калокагатией» – неким метафизическим единством добра и красоты. Эта категория утрачивает свой смысл в периоды острых социальных катаклизмов, переходных периодов в развитии социумов, когда речь идет только о выживании. Но потому эта идеально-типическая модель гармонизации и становится еще более притягательной, когда люди осознают всю дисгармоничность и пустоту жизненной модели консьюмеризма (потребительской идеологии).