Личность как «особая целостность» не совпадает с целостностью индивида, – подчеркивает известный психолог А.Н. Леонтьев [3, с. 24]. Личность, по определению В. Ильенкова, – это совокупность, «ансамбль» отношений; структура личности – «вне органического тела индивида» [3, с. 17]. Поэтому невозможна «модель» личности, так как возможности человеческого совершенствования беспредельны и не могут быть ограничены «стереотипами» даже из самых благих побуждений.

Таким образом, определение эстетического воспитания, имеющего своей целью всестороннее гармоническое развитие личности, становится сложнейшей проблемой, так как предполагает ответ на вопрос о структуре личности как особой целостности, в которой основополагающее значение имеют социально значимые качества личности, прежде всего самосознание (картина мира), притом в его эстетическом ракурсе, поскольку целеполагаемая всесторонность задается как гармоничная структура. Поэтому дальнейший предмет наших размышлений – самосознание личности как эстетический феномен. В чем его специфика?

Каков способ воспроизводства «эстетической предметности» в последующих поколениях? К. Маркс писал, что трудность понимания древнегреческого искусства заключается в «тайне» доставлять нам художественное наслаждение, т. е. в тайне «механизма передачи» эстетической предметности из одной эпохи в другую. Ведь представления о мире и всех его ценностях, включая понятия красоты и гармонии, изменяются. Каким же образом все-таки осуществляется связь разновременных эстетических представлений, их диалог, преемственность, которые воспроизводят эстетическое отношение как общечеловеческое и, следовательно, не являющееся исключительной принадлежностью какой-то одной эпохи? Это, по сути дела, вопрос об эстетическом как «над-индивидуальном», т. е. культурном феномене.

Взаимосвязь культурного и эстетического аспектов определяет предметность эстетических отношений, которая не может быть произвольным вакуумом безбрежности человеческих страстей и аффектов. Культурное содержание в эстетическом – это то объективное, которое утверждает формирование эстетического отношения к действительности. При этом мы не отождествляем содержательно эстетическое и культурное. Распознавание эстетического отношения должно осуществляться не в терминах соотнесения «культурного» и «некультурного», а в способах понимания эстетического отношения как «освоенной культуры», имеющей общечеловеческую ценность, которой, естественно, будет противостоять «неосвоенное» (и в этом смысле некультурное). Наконец, введение «культурного плана» в контекст формирования личности как эстетического субъекта открывает широкие возможности для понимания историко-генетических функций эстетического (историко-культурное наследие).

Встает вопрос о понимании эстетической деятельности как культурного освоения, которое не непосредственно, но опосредовано (исторически). Генетический аспект этого освоения (как эстетическая субъективность) описан Гумбольдтом и Шиллером через постановку проблемы: как самосознание (рода) может быть средством передачи эстетической субъективности от одного поколения к другому? Как оно, это неповторимое субъективное творческое переживание, «объективируется» и передается по наследству? Именно его «накопление» составляет «эстетический опыт» человечества, который не ограничивается только «опредмеченностью» результатов творческого труда (в искусстве), но включает весь спектр освоения окружающей человека жизни и природы, где художественные произведения составляют лишь наиболее законченные образцы.

Проблема объективации эстетического не является абстрактной проблемой, но имеет совершенно определенный практический смысл, так как она должна отличить культурно зрелое, значимое в общечеловеческом понимании, от субъективного, преходящего, имеющего не универсальный, а ограниченный, локальный характер. Эстетическое воспитание должно строиться на освоении значимого культурного опыта.

Понятие «объективация» связано с понятием «обобщение», но как эстетический феномен имеет свою специфику. Наиболее концентрированно она выражена в искусстве и, как известно, достигается через «типическое», в котором эмоционально подчеркнуто то, что в действительности предстает рассеянным и рассредоточенным. В отличие от научного обобщения, имеющего целью освобождение от субъективности (в формулировках законов, категорий и т. д.), обобщение в искусстве осуществляется через концентрацию субъективности и направлено не на практику, а на другого субъекта. Всякое отображение действительности здесь соотносится с воспринимающим субъектом. Это соотношение опредмечивается в эстетических образах, которые органично входят в наш мир, становясь его собственностью.

В искусстве, таким образом, происходит замена отражения непосредственной практики на ее эвокативное отображение. При восприятии произведений искусства мы считаем их составляющими нашего собственного опыта, поскольку они воплощают моменты жизни, важные и для нас. Достигается такая универсальная значимость художественного образа при помощи того, что мы называем общечеловеческой и культурной ценностью. Объективируемая субъективность по своей природе социальна. И эстетическая рецепция делает эту социальность предметом переживания. Говоря иначе, воспринимающий субъект не только постигает взаимосвязи с действительностью, которые раньше были не осознанны, но углубляет свое самосознание, переживает сопричастность сообществу на эмоциональном уровне.

Общечеловеческое, несущее преемственность (объективное наследие рода), «присоединяется» к последующим поколениям.

В какой же форме «обобщенности» может быть представлено эстетическое? В виде философских суждений? В категориях науки?

Очевидно, что только через понимание «своеобразия» эстетического, через определение способа конституирования эстетического феномена и его «субъективной составляющей»: эстетическая субъективность как «принадлежность» к роду не обобщается, а осознается. В этом процессе самосознания субъект переформировывает самого себя, превращает себя в «зеркало мира». Но не всякое богатство воспринятого есть признак эстетического, а лишь «возвышающее натуру», т. е. прекрасное. В основе прекрасного – гармония, которая проявляется как «соразмерность мира человеку». Тогда эстетическое отношение имеет целеполагание в достижении гармонии. Мы уже говорили о том, что различное понимание роли тех или иных способностей определяло и различие воспитательных систем, предмет эстетического воспитания. Но всегда оставалась проблема их гармонической соразмерности, а следовательно, целеполаганием в эстетическом воспитании являлись те способности и качества, без которых невозможно сформировать целостность личности. Это, прежде всего, творческие способности. Так, Гумбольдт под «продуктивностью» искусства понимал его творческую и преобразующую силу, заключающуюся в способности целостно (что в искусстве достигается через образность) представить различные «состояния души» (созерцание, мышление), которые сочетаются в воображении [2, с. 141]. Поэтому искусство – не «механическое занятие» (копирование натуры), а «возвышенная деятельность». То, что разрознено в реальном мире и может быть выведено только путем умозаключения, в «царстве воображения» становится закономерным. Тогда предмет воспитания, по Гумбольдту, «характеристика человеческой души со всеми возможными ее задатками и со всеми различиями, какие раскрываются в опыте» [2, с. 162]. Аналогом достижения гармонии является деятельность «творца» (художника, поэта), который преобразует разрозненные и единичные предметы натуры в нечто целостное, имеющее внутреннюю закономерность и законченность. Эта деятельность художника – своего рода модель творчества, путь первооткрывателя. Своим деянием как поэт, мыслитель, исследователь, и прежде всего как «деятельный человек», прибавляя нечто новое к общей сумме человеческого творчества, художник раздвигает «границы человечества».

Здесь и ответ на вопрос: возможны ли «абсолютные эстетические идеалы», следование которым определяет воспитание человека?

Ответ на вопрос о художественном воспитании и созидательной роли искусства как вида культурной деятельности, а не роли досуга или ремесла, будет примерно таким: воспитание средствами искусства должно преследовать цели воспитания человека-творца, а не просто формирование каких-то отдельных навыков восприятия цвета или формы; воспитание осуществляется через освоение «образцов», представленных в искусстве; освоение означает не «заучивание» классификаций классических феноменов как простой констатации этапов культурного развития общества, а осознание этих творений как смысла человеческой жизни и истории, то, что можно назвать «самосознанием культуры». В данном контексте осознание культуры понимается как процесс гуманизации.