– Ибрагимка, уволю я тебя, ты что ж подлец делаешь, у дамы зубы клацают и туфля слетела от твоей езды, не гони так, балда, пойдёшь у меня снова улицы мести.

Шофёр повернулся и оскалился, не то пытаясь улыбнуться, не то запугать женщину. Но скорость сбавил, автомобиль поехал значительно плавнее.

Вскоре езда закончилась, мотор затих и фары погасли.

– Доехали, вылазьте,– объявил Ибрагим.

– Дверь товарищу Ракель Самуиловне открой,– напомнил ему уполномоченный, но товарищ Незабудка уже сама открыла дверь, и вышла в кромешную темноту.

Было тихо, темно, пахло золой, орали сверчки:

«Что за глушь».– Думала товарищ Незабудка.– «Хотя от Якиманки и не очень далеко. Мы быстро доехали».

И тут что-то разительно переменилось в товарище Пильтусе едва они сюда приехали. Сначала, в ресторане, он был сама обходительность, теперь он словно отыгрывался за то своё поведение. Наверное, не давали ему покоя большие деньги, что пришлось платить красавице. Он стал, каким-то едким и нахальным, но товарищ Незабудка не стала акцентировать на его поведении внимания, дело, как говорится, есть дело, а деньги уж она не упустит, и возвращать не будет, пусть он даже матом орёт. И значит и свою часть сделки она собиралась выполнять, даже если у потребителя её услуг что-то в настроении переменилось. Он, фамильярно лапая её снизу за корму повёл через убогий коридор с одной тусклой лампочкой, заваленный тазами, дровами, хламом и старым заскорузлым от грязи тряпьём. На устах его появилась ехидная ухмылочка:

– Вы уж извиняйте, товарищ Ракель Самуиловна, но сантехнические изыски тут отсутствуют,– сказал он, вталкивая её в комнату и включая там свет.

– Ничего, – спокойно сказала красавица,– с меня будет довольно кувшина с водой и таза.

– Уж это непременно, Ибрагимка, воду Ракель Самуиловне, а вы раздевайтесь пока, и располагайтесь,– предложил ей уполномоченный и закрыл дверь.

Товарищ Незабудка огляделась и поняла, что за все свидания, что у неё были в Москве, у неё не было апартаментов скромнее.

Частный сектор, замызганные стены в потёках, видимо их отмывали от какой-то грязи, забитое досками окно, тусклая, ужасно одинокая лампочка под потолком, из мебели только старая железная кровать с пружинами и шарами на спинках. На кровати, утоптанный до состояния собачей подстилки, влажный матрас с грязной тряпкой из всех сил изображающей простыню. Больше в комнате ничего не было. То есть, вообще ничего.

– Да, – сказала Ракель Самуиловна, оглядывая эту старорежимную нищету,– это вам далеко не «Метрополь», во время колчаковского наступления. У меня в землянке было уютнее.

Но дело есть дело. Она сняла платье, повесила его в изголовье кровати, больше ей снимать было нечего, чулки, шляпку и туфли она решила оставить. Красавица осмотрела ложе любви, даже потрогала его пальчиком и очень стала сожалеть, что ей придётся к этому прикасаться телом. Но деньги-то были получены. Она вздохнула и достала из сумочки папироску, и ещё кое-что, что могло пригодиться, как ей казалось, в этой ужасной обстановке. Закурила, и стала ждать кавалера. Красавица кривила свои волшебные губы, морщила носик. Что за убожество, даже зеркала не было, чтобы она могла убедиться в своей безупречности. А ещё здесь воняло, и она не могла понять чем, чем-то то ли химическим, то ли гнилым, резким или может даже

тухлым, красавица стояла, курила и пыталась понять запах. И тут за дверью что-то звякнуло, словно таз жестяной уронили, послышались голоса. Товарищ Незабудка на цыпочках подошла к двери, изогнувшись своим волшебным телом, прильнула к ней ушком и стала слушать. Теребя папироску промеж пальцев. Слух у молодой женщины был прекрасен, и она отчётливо разобрала слова, что говорил за дверью шофёр Ибрагимка своим татарским говором:

– Хозяин, а хозяин, дай мне попользовать бабу, а? Тебе всё равно, а мне очень надо.

– У тебя ж есть баба, – с насмешкой отвечал товарищ Пильтус, – свою и пользуй.

– Э-э, моя не такая, у моей бабы зад от пола низко, и брюхо как у верблюда, совсем не так её люблю, а эта о-о… чак-чак медовый, смотрю на неё, и глаза сами плачут от любви.

– Бери, – милостиво даровал право на Ракель Самуиловну своему шофёру уполномоченный по закупкам.– Только не долго.

– Хозяин, – обрадовался Ибрагимка,– как долго, с такой бабой разве можно долго, с такой бабой всё будет один минут.

Товарищ Незабудка отпрянула от двери, и поняла, что предмет, который она носила всегда с собой, сегодня ей точно пригодится:

– Как говорил Пётр Ильич Чайковский своему концертмейстеру: Вот уж дудки! Шофёр в контракт не вписан! – Холодно сказала она и приготовилась отстаивать свои коммерческие интересы. – За Ибрагима придётся вам ещё раз раскошелиться, товарищ уполномоченный по закупкам.

Она снова прильнула к двери и услышала фразу, которая её сильно удивила, товарищ Пильтус повелел вальяжно, по-барски: