– И тут вы его…

– И тут я его…

– И чем же вы его?

– Этим,– Ракель Самуиловна показала «Браунинг».

– Угу, угу,– задумчиво говорил Ян Карлович. И продолжил,– а как он вас сюда уговорил ехать, в такое-то место, чем заманил?

– Ну, во-первых, у него был автомобиль, а вокруг было темно, – Ракель Самуиловна замолчал, но потом решила не врать, ведь всё равно узнают и сказала, – и потом он предложил мне три червонца.

Стоявший рядом и слушавший их разговор молодой товарищ Тыжных чуточку обалдел и молчаливо вознегодовал, услышав это: Да как такое может быть! Товарищ член ВКПб с шестнадцатого года, член ГубСовета Читы и вдруг на квартиру, да в таком нэпманском виде, ночью, да ещё за деньги. У него лицо потемнело, и даже фуражка задвигалась сама на голове. Он готов был уже даже и сказать, что– нибудь, что нарушило бы субординацию, но сдержался. Хотя и с трудом.

А товарищ Эгунд не обратил никакого внимания на слова женщины, и спокойно сказал, кивнув головой:

– Ну что ж, пойдёмте, поглядим вашу ящерицу.

И они пошли в дом, хотя товарищу Незабудке вовсе не хотелось заходить в него.

Ящер так и лежал в комнате, света было мало, и Ян Карлович присел на корточки рядом с ним и стал рассматривать удивительную тварь. А Свирид Тыжных стал осматривать стены, кровать, и коридор, и другую комнату, гремел там тазами, ронял дрова, лез во все щели. Он был ответственным человеком, которому не было нужды давать указания.

– Значит, вы выстрелили шесть раз,– продолжил Эгунд.

– Никак он не хотел прощаться,– отвечала товарищ Незабудка.– Ему всё было мало.

– А где автомобиль, вы ж приехали сюда на авто.

– Его шофёр уехал на нём, когда понял, что с его руководителем покончено.

Тут пришёл товарищ Буханкин и доложил:

– Товарищ Эгунд, никто ничего не видел, и не слышал, да и говорить никто не хочет, что не удивительно, здесь в Марьиной Роще элемент проживает не пролетарский, а вовсе даже асоциальный.

Эгунд опять кивал головой, раздумывая о чём-то, потом продолжил, поднимаясь с корточек:

– Товарищ Незабудка, а какой был автомобиль у товарища Пильтуса, что за шофёр у него был, может, вы знаете, кем работал вот этот вот товарищ, – он глядел на ящера что лежал на гнилых досках. – Вы разбираетесь в автомобилях?

– У него был огромный, чёрный «Паккард» с откидным верхом, роскошное авто.– Сказал красавица.

– Таких у нас не много, – произнёс Арнольд Буханкин.– Найти будет не сложно. It will be easy.

– А работал он уполномоченным по закупкам табака в МосГорТорге. У него водились деньги.

Про кокаин товарищ Ракель Самуиловна ничего говорить не cтала. Зачем?

– Проверим, – обещал Ян Карлович.

– А шофёром у него был татарин, он ему тут помогал, он из бывших дворников, а этот,– она кивнула на ящера,– грозился его обратно в дворники отправить.

– А вот это будет не просто, – сказал оперуполномоченный англоман,-

В Москве каждый третий дворник татарин.

– Его звали Ибрагим,– вспомнила красавица.

– Ну, тут каждый третий татарин – Ибрагим. – Кичился своей осведомлённостью товарищ Буханкин.

– Товарищ Буханкин, идите, помогите товарищу Тыжных,– сказал Ян Карлович.

Когда молодой оперативник вышел, товарищ Эгунд подошёл к Ракель Самуиловне и сказал:

– А теперь расскажите мне всё как было, со всеми подробностями, даже с теми о которых дамы, как правило, умалчивают.

– Да рассказывать особо и нечего, и подробностей особых не было,– Начала вспоминать товарищ Незабудка.

– Тем не менее, всё как было, в мелочах.

В коридоре товарищ Буханкин увидал товарища Тыжных, тот вертел перед носом омерзительного виду половую, заскорузлую от чёрной грязи тряпку.

– Ну и что ты там нашёл, пока меня не было?– Спросил Арнольд Буханкин.

– Да вот, полюбуйся,– товарищ Тыжных кинул англоману тряпку.

Буханкин морщась поймал её, взял в два пальца едва сдерживая в себе приступы брезгливости, достал лупу и стал разглядывать эту мерзость. Ничего любопытного не найдя, спросил у Свирида:

– И что в ней такого особенного?

– Особенного ничего, чего ж в ней особенного, тряпка половая. Кровушку ею смывали со стен, да с пола. Не чуешь что ли, кровищей воняет?

– Фу, disgustingly, вот ты дурень деревенский, зачем мне эту дрянь сунул,– Буханкин откинул тряпку, стал тщательно вытирать руки, как положено англоману большим платком. – И что думаешь, много ей смыли?

А «дурень деревенский» смеялся глядя на коллегу и говорил:

– Да почём же мне знать, сколько этой тряпкой крови отмыто, много ли мало ли. Вот ты у дамочки лучше спроси, её раздевали, или так жрать хотели, с одёжей вместе?